Предложения в которых упоминается "политическое насилие"
Одной из острых проблем современного мира является вынужденное перемещение людей, которые в поисках безопасности покидают свои дома и устремляются в другие места, чтобы избежать преследования, вооружённых конфликтов, политического насилия.
Такая ресурсная асимметрия и называется угнетением, являющимся специфическим и неприемлемым для угнетённой стороны видом политического насилия.
Он состоит в последовательном и критическом рассмотрении пяти важнейших (по мнению автора) подходов к пониманию насилия в современной этической и политической литературе, позволяющем, как хочется надеяться, найти в них те «рациональные зёрна», из которых может «взрасти» содержательно богатая концепция политического насилия, адекватная нашему «постисторическому миру», захваченному чудовищным глобальным смерчем террора-антитеррора.
Подчёркивание «физики» насилия вполне логично приводит их к отказу включать угрозу насилия в понятие «политическое насилие», поскольку угроза — явление духовного порядка, объектом воздействия которого выступает сознание людей (см.
Цель данного эссе — обосновать несколько положений, которые мне представляются ядром теории политического насилия.
Однако несомненна полемическая направленность настоящего эссе и его несогласие с тем пониманием политического насилия, которое, похоже, утвердилось в основном русле — особенно отечественной — этики и политологии.
Итак, политическое насилие имеет объектом воздействия не сознание людей, а.
Поэтому подобные случаи можно отнести к политическому насилию.
Существует ли активное политическое насилие в стране?
Политическое насилие в сочетании с экономическим неравенством порождает миграцию — в самых разных формах, — которая является одной из важных черт современного мира.
Социальную релевантность психологии он отождествлял с её активным участием в решении важнейших социальных проблем, таких как социальное неравенство, политическое насилие, войны, расовые конфликты, а также выполнение ею мировоззренческой функции — выработку и трансляцию в массовое сознание образов общества и происходящего в нём (Idid.).
Демократия в главных европейских странах формировалась через целую цепь революционных потрясений, экспорта демократических завоеваний путём войн, иных форм политического насилия.
Детище нашего времени или же просто модернизированная форма политического насилия, древнего как человечество?
Иными словами, субъектом терроризма являются личности или структуры, не обладающие достаточной долей легитимности для осуществления политического насилия.
Религиозная мотивация находится в числе самых древних обоснований для политического насилия в мире.
Действительно, ситуация, при которой переплетаются политическое насилие и религиозная вера, представляется крайне опасной.
Употребление понятий «джихад», «шахид», «моджахед» по отношению к террористам, согласно точке зрения, отказывающейся признавать связь между исламской религией и политическим насилием, абсолютно недопустимо, а ислам — это религия мира и любви.
Он не только не находит слов для этического оправдания политического насилия, но прямо настаивает на том, что такое оправдание невозможно с точки зрения добра.
Молодёжь играла важнейшую роль в политическом насилии на протяжении всей письменной истории, и наличие «молодёжного бугра» (необычно высокой пропорции молодёжи... в общем взрослом населении) исторически коррелировало с временами политических кризисов.
Итак, в основе терроризма как метода политического насилия лежит целый комплекс причин и факторов.
Основная тема данного раздела — «исчезновения» как следствие войн и политического насилия.
Для интегрированного типа общества характерно прямо противоположное: развитое гражданское общество, непротиворечивость и согласованность политических идентификаций, улаживание возникающих социальных конфликтов при помощи гражданских процедур, высокий уровень доверия среди общественных групп, лояльность в отношении существующего политического режима, а также низкий уровень политического насилия.
Если и есть какой-либо метод политической деятельности, который является крайним заблуждением, зловещ по своим результатам и гибелен для государства, которое терпит это, так это склонность к политическому насилию, и человек, одобряющий убийство политических оппонентов, — такой же нарушитель закона, порядка и разумной формы правления, как и человек, его совершивший.
Месть всем и каждому, кто топчет право и разрушает волю, кто рвёт и топчет жизнь социально замученного, политическим насилием изуродованного и духовно порабощённого трудового народа!
Политическое насилие со стороны власти всегда создаёт риск ответного политического насилия, и подобный конфликт может войти в режим воспроизводства цепного характера3.
Ибо, согласно всем признакам, они станут «волной будущего» — то есть распространятся шире, чем другие, более активно обсуждаемые формы политического насилия.
Методы политического насилия в целях удержания власти в области культуры были радикальными.
Статья «К понятию политического насилия» излагает моё представление о подходах к объяснению указанного парадокса и его значения для политической философии.
В момент обретения независимости скрепляющий фактор колониального политического насилия сменяется фактором морально-политической сплочённости вокруг национального руководства, фокусирующим в себе разнородные по сути своей, но единые в своих внешних антиколониальных устремлениях силы многоукладного общества.
Однако тропа, ведущая к этой утопии, слишком узкая и тернистая; на ней приходится балансировать между ассоциацией как случайным собранием отдельных личностей и общиной как гипостазированной сущностью, что ведёт к политическому насилию.
Легальное политическое насилие на своей территории осуществляет лишь государство, хотя его могут применять и другие субъекты политики: партии, террористические организации, группы или же отдельные личности.
Политическое насилие отличается от его других форм не только физическим принуждением и возможностью быстро лишить человека свободы, жизни или нанести ему непоправимые телесные повреждения, но также организованностью, широтой, систематичностью и эффективностью применения.
Согласно марксизму, на протяжении всего существования частнособственнического общества движущей силой истории является классовая борьба, высшим проявлением которой выступает политическое насилие.
Однако эффективность политического насилия чаще всего является иллюзией.
Однако последующее развитие, отмеченное вспышками острых межнациональных конфликтов, сепаратизма и попыток силового вмешательства во внутренние дела суверенных государств, свидетельствует о неготовности человечества к устранению крайних форм политического насилия и постепенному переходу к более гуманному, ненасильственному миру.
Привлечение холуёв к уголовной и прочим видам ответственности видится придавленному политическим насилием обществу как некое в высшей степени справедливое возмездие, посланное судьбой.
Охранка пошла на абсолютно недопустимое, особенно в традиционном обществе, предоставление «лицензии на политическое насилие» против оппозиции.
Предполагается, что терроризм — это противоположность справедливой войне, незаконная форма политического насилия.
Терроризм — противоположность справедливой войне: и незаконная форма политического насилия, и оправдание законного политического насилия.
Подавляющее большинство правозащитников прошло путь от молодых коммунистов-идеалистов до противников революций и политического насилия.
Таким образом, и здесь ясно как день, что «искать первичное в непосредственном политическом насилии, а не в косвенной экономической силе» — невозможно.
Этнические чистки, политическое насилие и гражданская война, ставшие последствиями этого, явились одними из самых значительных событий в европейской истории.
Все они — готовятся из «местных кадров» — то есть, приезжают гастролёры, постигают стратегию и тактику майданов, учатся политическому насилию, потом едут обратно — готовые к силовым сценариям.
Итак, сама свободная воля, взятая как политическая действительность, а не этическое мечтание, невозможна без разграничений с «иным» и уже поэтому предполагает ту или иную форму и степень насилия.
Свобода мысли включает в себя гарантии невмешательства в процесс формирования собственных мнений и убеждений человека, недопущение идеологического и политического диктата, насилия и контроля над личностью.
Неприемлемость, на мой взгляд, для исследования политики обоих упомянутых выше подходов к проблеме насилия, теоретико-этического и политологического (в его объективистско-позитивистском понимании), заставляет искать альтернативу им в сфере политической философии.
Если второй свободы нет или она исчезла, то пропадает феномен насилия, составляющий предмет политической философии.
Затем в ход пошли методы насилия, физического устранения политических противников.
Функционально данная целеполагающая установка решается государством в русле следующего триединства: во-первых, создания социально-экономических и политических условий достойного уровня жизни граждан; во-вторых, формирования посредством образования, воспитания и убеждения правового сознания, соответствующего нормам конституционного поля, и, в-третьих, применением исключительного права государства на легитимное насилие по отношению к лицам, организациям и общественным объединениям, нарушающим законы государства.
Иными словами, принуждение, включая физическое насилие, является тем атрибутом политической власти, который и придаёт ей качественную определённость, отличает её от других видов социальной власти.
Поскольку политическое действие, вдохновляемое такой установкой, оказывается успешным, и объект борьбы и производимое им насилие устраняются, можно сказать, что такое действие «прерывает» логику истории, какой она конкретно была «до сих пор».
Осуждение чувств и цензура фантазий — это насилие над политической свободой и душевным здоровьем.
Центральным элементом её и политической системы в целом признаётся государство, поскольку только его институты в своей совокупности обладают всеми публично-властными прерогативами, включая право на применение насилия, которые оно не делит ни с какими иными существующими в обществе объединениями, корпорациями, союзами.
Напротив, дать социологическое определение современного государства можно, в конечном счёте, только исходя из специфически применяемого им, как и всяким политическим союзом, средства — физического насилия.
Это означает, что политическая философия воспринимает своих оппонентов не в качестве самодостаточных явлений изолированной сферы академической жизни, а как необходимые (интеллектуальные) моменты производства и воспроизводства общества — со всеми присущими ему структурами неравенства, угнетения и насилия.
Именно они признали демократию, парламентаризм, политический плюрализм той константой, которая способна предотвратить превращение насилия в универсальный метод социального развития.
Иными словами, политика насильственна всегда, хотя средства насилия, формы и цели их применения могут варьироваться в зависимости от характера политического контекста.
Вождизм основывался на личной преданности нижестоящих лиц, групп вышестоящим, опирался не только на собственный авторитет, но и на политическую и идеологическую монополию, коллективную волю народа, широко разветвлённые институты насилия.
Парадокс заключается в том, что даже в западной политической теории, которая уделяет разработке концепции насилия серьёзное внимание, этот термин вряд ли стал полноценным понятием.
Под покровом темноты они совершали акты насилия и террора, превращаясь в мощную политическую силу.
Давайте пока остановимся на концепции войны как проявлении насилия для достижения политической цели.
Но, несмотря на различия социально-политических структур в этих моделях, все они всё же являются формами демократии в своей основе, где не страх и насилие стоят в основании политической системы, а свобода, равные права граждан, равенство всех перед законом и т.
На страницах политических и философских книг и журналов мы встречаем буквально десятки определений насилия.
Соответственно, определение насилия как нежелательного физического воздействия (тем паче — с акцентом на его телесный характер) находится за рамками политической мысли.
Однако, что касается специфики в понимании общественной роли государства, смысла применяемого им насилия, то в политической науке существуют два подхода.
Другими словами, определение насилия согласно правилу genus proximum и differentia specifica придавало теоретическую серьёзность разговору о насилии и обещало значительность этических и политических выводов, которые из него могут последовать.
Стало очевидной истиной, что падение уровня жизни одних в этих же условиях создаёт базу для обогащения других, что, в свою очередь, сеет в обществе страх, озлобление, всеобщее недоверие, порождая политические конфликты, бандитизм, терроризм и насилие.
Сама же политическая власть носила, как правило, характер жёсткого управления, неприкрытого насилия одного класса над другим.
Политические причины могли до известной степени объяснить насилие по отношению к греческому монарху.
Насилие в современном мире становится традиционным и популярным методом разрешения всех политических, межнациональных и даже межрелигиозных конфликтов.
Это позволяет предположить, что насилие и нетерпимость, присущие современному исламу, ни в коей мере не являются, если можно так сказать, ДНК этой религии, но просто отражают определённые социальные и политические условия.
Использование в политической борьбе открытого насилия привело в скором времени к гражданским войнам.
Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как средство.
Принуждение как существенную черту политической власти не следует отождествлять и с диктатурой, для которой насилие является основным средством правления.
Неудивительно, что наиболее активными разработчиками такой трактовки насилия оказались антропологи, философы и социологи культуры, а также те политические учёные, профессиональная специализация которых не позволяла им парить в заоблачных высях «моральной философии», а принуждала объяснять ratio конкретных форм и явлений насилия.
Правовое государство есть особая политическая реалия, присущая лишь цивилизованному демократическому обществу и представляющая собой форму существования общества, свободного от произвола и необоснованного насилия.
Выше мы указывали на такую существенную черту политической власти, как принуждение, которое предполагает насилие как средство.
Это не политическая книга, потому что она ничего не оправдывает и не осуждает, в ней нет каких-либо призывов к насилию, или к реорганизации органов, свержению конкретных правительств.
Однако на следующих этапах развития политического процесса данную идею обуздания социального конфликта поддерживает концепция смешанной республики при выражении социального баланса в формировании представительства народа во власти, а также и теория разделения властей, которая обосновывает режим постоянного диалога, а не насилия в общении центов власти.
Корнаи — трансформационным спадом), импульсом которого явились неэкономические, идеологические, политические факторы, приведшие через правовые акты и вооружённое насилие к разрушению сложившейся экономической системы и тем самым опосредованно вызвавшие хаос в общественном производстве.
Будучи сконцентрированы в относительно немногочисленных руках, они обеспечивают гигантскими ресурсами принуждающего насилия меньшинство, желающее и способное задействовать их в политических целях.
Власть иногда отождествляют с её орудиями: государством, политической организацией общества, со средствами управления, с методами — принуждением, убеждением, насилием.
А один из главных персонажей «Преступления коммуниста» повинен прежде всего в пропаганде, в научном обосновании легитимности насилия как средства реализации разрушительных политических идей, что само по себе гораздо опаснее какого бы то ни было уголовного преступления.
Методом реализации политической власти со стороны правящего класса является насилие и только насилие.
В ходе осуществления очередных политических кампаний применялось массовое насилие.
Приглядевшись к определениям, наиболее типичным для современного дискурса или дискурсов о насилии (ибо в действительности их много, и они не говорят на общем языке), мы, будем надеяться, сможем лучше понять степень обоснованности озадачивших нас мнений о неспособности политической философии справиться с проблемой насилия и даже невозможности категориально отформулировать её.
Но именно поэтому он не в состоянии осветить глубины проблемы насилия, которые обнаруживаются только при переводе её в политическую плоскость, т.