Рецепты Арабской весны: русская версия. Предисловие (А. М. Васильев, 2012)

Начало

17 декабря 2010 года Мухаммед Буазизи – 26-летний тунисец, безработный обладатель степени бакалавра – попытался заработать на жизнь, торгуя с тележки овощами и фруктами. Полицейский отняла у него товар и вдобавок оскорбила. Попытки пожаловаться властям кончились тем, что его вышвырнули из муниципалитета. Униженный, отчаявшийся, лишенный куска хлеба молодой человек совершил самосожжение.

В страшных муках он скончался спустя немногим более двух недель. О его судьбе разнесли сообщение независимые телеканалы и Интернет. Для мусульманина самоубийство – вообще большой грех, а такая страшная смерть взорвала тунисское общество. Тысячи, а затем десятки тысяч человек вышли на улицы, протестуя против бесчеловечного режима, угнетения, безработицы, коррупции, диктатуры президента Туниса Зина аль-Абидина Бен Али и его клана.

Несмотря на принятые властями жесткие меры и даже убийство нескольких демонстрантов, полиция отступила перед массами восставших. Армия не вмешалась. Бен Али бежал (его отказалась принять Франция, и убежище предоставила Саудовская Аравия), страна погрузилась в хаос. Непрочную власть пытались удерживать бывшие сторонники президента, но многие из них просто спасались бегством.

Тунис считался до недавнего времени раем для туристов, стабильным государством, которое даже за независимость боролось исключительно политическими средствами. Со времен первого президента Хабиба Бургибы страна стала светской, с высоким уровнем образования, достаточно многочисленным средним классом, гендерным равноправием (многоженство было официально запрещено, 20 % депутатов парламента – женщины). Шариат играл незначительную роль, вся интеллигенция знает французский язык, ей близка европейская культура. В республике широко использовался Интернет. Были устойчивы связи с Европой и США. Экономика Туниса неплохо развивалась нацеленная на сотрудничество с Евросоюзом. В Европе находились до миллиона тунисцев. В страну из Европы приезжало несколько миллионов туристов в год.

Но вместе с тем за 23 года авторитарного правления Бен Али правительству не удалось решить главную проблему – преодолеть высокий уровень безработицы. Она затрагивает не только беднейшие слои населения, но и молодежь с высшим образованием. В последние годы безработица в Тунисе выросла из-за мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 годов, а также из-за ограничений на иммиграцию в странах Европы. Возникло противоречие между завышенными ожиданиями образованной молодежи и отсутствием возможностей для их реализации. Низы не хотели жить по-старому, верхи не могли по-старому управлять. В итоге организаторами протестных акций стали образованные молодые люди, координирующие действия с помощью Интернета, социальных сетей «Фейсбук» и «Твиттер».

Политический произвол и ограничение властями свободы СМИ способствовали распространению идей исламского фундаментализма среди не только беднейших слоев, но и части среднего класса. Авторитарно-полицейский режим жестоко подавлял оппозицию, запрещал деятельность исламистских партий. Это, в частности, вызывало симпатии к Бен Али со стороны США и Франции, которые проявили готовность углублять с ним сотрудничество, но значительная часть общества видела в исламистах героев, жертв и врагов ненавистного строя.

Существенной причиной массового недовольства стала коррупция власти. Если про первого президента Туниса Х. Бургибу говорили, что он ушел с поста с 30 долларами на банковском счету, то отличительной чертой правления Бен Али стал явный и откровенный расцвет коррупции и семейственности. Особую ненависть населения вызывала семья второй жены президента – клан Трабелси, который захватил самые лакомые куски в банковском секторе, сфере недвижимости, в торговле, туристическом бизнесе и в других отраслях.

Президент Бен Али утратил чувство реальности, перестал учитывать настроения населения. Достаточно было искры, чтобы гнев общества выплеснулся на улицы. Самоубийство несчастного торговца фруктами стало такой искрой.

У оппозиции не было общепризнанного национального лидера. Средний класс и беднейшие слои общества объединились в стремлении свергнуть режим Бен Али. Власть в Тунисе временно перешла в руки людей из окружения сбежавшего президента, которые заявили о разрыве с ним и его семьей, временно сохранял свой пост премьер-министр, но и он был вынужден подать в отставку. Продолжался период хаоса, безвластия и разгула криминала, что усугубляло экономический кризис. Демонстрации не утихали, население требовало немедленной передачи власти оппозиции до новых президентских выборов. Ситуацию усугублял наплыв десятков тысяч беженцев из Ливии, но об этом – особый разговор.

Успех в целом мирной революции в Тунисе вдохновил на такие же действия египтян. Поднялась на восстание самая населенная арабская страна – 85 миллионов жителей.

«Ат-Тахрир» – значит «Освобождение»

С 25 января по 11 февраля прошлого года продолжались массовые народные волнения в Египте. Численность их участников то сокращалась до ста тысяч человек, то вырастала до миллионов. На восстание поднялись массы – от Александрии до Асьюта и от Мансуры до Синайского полуострова. Центром восстания, его средоточием, символом, знаменем стала площадь Ат-Тахрир (в переводе – Освобождение) в центре Каира. Здесь шел непрекращающийся митинг, кипели дискуссии, читались стихи и пелись песни, пять раз в день люди молились. На этой площади давали интервью, позировали перед телекамерами важнейших мировых каналов. Здесь же были разбиты палатки, в которых жили люди, поклявшиеся не покидать это место до победы, сюда подносили воду, пищу, медикаменты, одеяла. Среди митингующих ходили коптские (христианские) священники в темных одеждах и улемы-богословы из исламского университета Аль-Азхара в закрученных тюрбанах. Полиция после столкновений с демонстрантами (по всей стране погибло несколько сот человек) разбежалась. Вокруг площади стояли армейские танки и бронетранспортеры, которые не вмешивались в демонстрации. Но когда начались столкновения демонстрантов с нанятыми режимом бандами хулиганов, военные постарались разъединить дерущихся. Общим требованием был уход президента Хосни Мубарака, который правил 32 года.

После 18 дней массовых народных волнений восставшие победили. Президент Мубарак 11 января ушел в отставку. О его личности мы поговорим позднее.

Исчез с политической арены фактический преемник Мубарака – Омар Сулейман, руководитель разведки и служб безопасности страны, назначенный вице-президентом. Власть в Египте взял Высший совет вооруженных сил во главе с министром обороны Хусейном Тантави, который распустил парламент, отменил старую конституцию, объявил о проведении новых выборов, назначил комиссию для выработки новой конституции и, соответственно, нового избирательного закона. Фактически рухнула прежняя партия власти – Национально-демократическая. Было арестовано несколько министров, замешанных в особо крупных актах коррупции.

Победа народного мирного восстания не ограничилась этими видимыми результатами. Может быть, психологический результат восстания был важнее его временных политических итогов. Люди преодолели страх, постоянный страх перед силой репрессивной машины государства, перед властьимущими, их охватило чувство ликования от завоеванной свободы. Восставшие считали, что после долгого периода авторитарного режима, унижений и бессилия они вновь обрели человеческое достоинство.

Перед мощью народных выступлений появился страх у властьимущих, в том числе у генералитета, страх перед силой народного гнева, страх перед перспективой потерять свои позиции, если не будут удовлетворены народные требования.

А что осталось?

Все дело в том, что режим Хосни Мубарака опирался на армию и силы безопасности. Под давлением масс ушел глава военного режима, рухнул символ прежней власти, но власть осталась – может быть, временно – в руках именно военных. Антиправительственные демонстрации были прекращены или по крайне мере стали менее масштабными. Люди выходили на демонстрации, чтобы выразить радость победы. Но были и другие демонстранты, требующие повышения заработной платы, улучшения условий труда…

А что дальше? Что должно было определить политическую систему Египта, его экономическую структуру, путь развития египетского общества? Какие силы реально действовали в стране и что получится из их взаимодействия или столкновения?

Отвлечемся на несколько мгновений от сегодняшних бурлящих политических страстей Египта. Вернемся на площадь Ат-Тахрир, которая сама по себе полна символики и несет отпечаток и древней, и недавней истории Египта. Она – своего рода микрокосм Египта.

В северной стороне площади расположено здание Египетского национального музея с бесчисленными и бесценными сокровищами времен фараонов (кое-кто в ходе восстания пытался его грабить, но сокровища защитили военные и сами демонстранты). Прямо напротив него, на южной стороне, здание, в котором находится учреждение с названием, трудно поддающимся переводу, Аль-Мугаммаа – многоэтажное средоточие регистрационных и справочных служб Египта, жуткая бюрократическая организация, где каждый шаг сопровождается взятками.

Рядом с Аль-Мугаммаа находится штаб-квартира Лиги арабских государств, созданной при активном участии Египта. Страна претендовала и претендует на ведущую роль в арабском мире, но, к разочарованию гордых египтян, теряет ее из-за своих экономических проблем. Она даже не попала в «двадцатку» самых весомых государств в мировой экономике, а Саудовская Аравия со своей нефтью и валютными резервами туда вошла.

Рядом со зданием Лиги арабских государств ремонтируется отель «Хилтон», первый 5-звездочный отель в Египте, построенный в 50-е годы прошлого столетия на месте казарм английских войск, которые когда-то оккупировали страну. Напротив «Хилтона», по другую сторону площади, лежат кварталы, построенные в конце XIX века по парижским образцам, сейчас обветшавшие, а когда-то бывшие самой элитной частью Каира. На одном из этих зданий три десятка лет красовалась огромная реклама «Аэрофлота», сменившаяся сейчас рекламами западных корпораций. Чуть справа от него одним крылом на площадь Ат-Тахрир выходит здание Американского университета в Каире, который традиционно считается каналом идеологического и культурного проникновения США в Египет. Но если вернуться к Национальному музею, то сразу за ним, за виадуком, ведущим в аэропорт, лежит район Булак. Это – средоточие старых, рассыпающихся зданий, нищеты, перенаселенности, отчаяния, злости, безнадежности. Наверное, об этом самом районе писал стихи поэт-бунтарь Ахмед Фуад Нигм: «Те одеваются по последней моде, а мы живем вдесятером в одной комнате».

Между зданием Аль-Мугаммаа и штаб-квартирой Лиги арабских государств начинается мост через Нил – на остров, и прямо перед мостом на острове возвышается статуя Саада Заглула, который возглавил египетское восстание против англичан в 1919 году. После этого Египет получил полуколониальную псевдодемократию, с игрой политических партий и с полным игнорированием интересов народа. Королевское правительство, зависимое от англичан, потеряло всякую легитимность. В стране господствовал класс землевладельцев-феодалов при нищем населении.

Такая ситуация вызвала взрыв недовольства, вылившийся в 1952 году в военный переворот – революцию, которую совершили «свободные офицеры» (всего несколько батальонов!) во главе с Гамалем Абдель Насером. С 1952 года в Египте установился военный режим. При Насере он был леворадикальным. Насер провел аграрную реформу, лишив большей части земель феодальный класс, национализировал ряд предприятий с иностранным капиталом и крупной египетской собственностью, попытался ввести рабочих в правление компаний.

В свое время Гамаль Абдель Насер взял на вооружение антизападную (антиимпериалистическую) идеологию и стал почти союзником СССР. Президент Египта нарушил западную монополию на поставки оружия на Ближний Восток, закупив советское оружие через Чехословакию, затем национализировал Суэцкий канал. В ответ на это была совершена тройственная англо-франко-израильская агрессия 1956 года, остановленная, как блефом Никиты Хрущева, который намекал на возможность ядерного удара по агрессорам, никогда не собираясь сделать это, так и осуждением со стороны США. Всемирный банк не дал кредита на строительство высотной Асуанской плотины, которая спасла бы Египет от голода, его предоставил Советский Союз, и плотина вместе с мощной электростанцией была построена, значительно увеличив посевные площади Египта. (К слову сказать, Египет даже после Насера при Анваре Садате полностью расплатился за все советские поставки – как за строительство высотной Асуанской плотины, так и за оружие).

Но Насер создал военно-репрессивный режим, не терпящий ни оппозиции, ни инакомыслия. Какое-то время в концлагерях были вместе и коммунисты, и «Братья-мусульмане» (о них – позже), их били и пытали. Затем некоторых коммунистов освободили и кооптировали в органы власти и пропаганды.

Насер проиграл войну с Израилем в 1967 году, что надломило его здоровье и позиции Египта в арабском мире. Новый президент Анвар Садат установил правую военную диктатуру, начал возвращать собственность, конфискованную у крупных предпринимателей, переметнулся на сторону США. Он начал в союзе с Сирией войну с Израилем, которая в первые дни благодаря внезапности удара и предварительной подготовке войск советскими офицерами и поставкам советского оружия и техники была успешной. К концу военных действий Египет оказался вновь на грани поражения. Война кончилась вничью, что в тех условиях означало победу Египта и Сирии и поражение Израиля. Впоследствии при посредничестве американцев он заключил мирный договор с Израилем, фактически отказавшись от поддержки дела палестинцев, но вернув в демилитаризованном виде египетскую территорию – Синайский полуостров. Садат стал проводить так называемую «политику открытых дверей» (инфитах). Это породило в Египте класс паразитической буржуазии, представителей которой называли «жирными котами» инфитаха, тесно связанными с госаппаратом.

Садат был убит в 1981 году мусульманскими экстремистами во время военного парада. Вице-президент Хосни Мубарак во время этого нападения чудом уцелел и стал президентом Египта. Перед своей смертью Садат пытался подавить всю оппозицию, бросив в тюрьму и коммунистов, и насеристов, и представителей коптов, и часть «Братьев-мусульман». Именно из отколовшейся от «Братьев-мусульман» группировки вышли будущие убийцы Садата.

Встав во главе государства, Хосни Мубарак освободил из тюрем большинство заключенных, среди них был и коптский патриарх. Он постарался восстановить отношения с арабскими странами, порвавшими их с Египтом после того, как тот заключил мир с Израилем. Мубарак решительно проводил борьбу с терроризмом и первое время пытался даже ограничить аппетиты «жирных котов». При этом он сохранил и углубил тесные отношения с США, сотрудничество с Израилем, участвовал в первой войне Соединенных Штатов против Ирака.

Главной силой в стране после революции осталась армия, точнее, армейское офицерство и генералитет.

Танковые дивизии не вмешались

Становым хребтом военного режима в Египте всегда были привилегированное офицерство и генералитет. Они не только пользовались различными социальными благами – высокой зарплатой (на фоне массовой бедности населения), хорошими жилищными условиями, поликлиниками, клубами, спортивными сооружениями, – но со времен Садата еще имели возможность заниматься бизнесом, руководить военной промышленностью, которая частично стала работать на внутренний рынок гражданской продукции. После выхода в отставку многие офицеры и генералы занимали важные посты в администрации, в правлениях частных компаний и банков. Большинство губернаторов египетских провинций были бывшие генералы.

В ходе народного восстания армия, которая пользовалась популярностью и уважением в стране, в том числе и среди масс населения, занимала нейтральную позицию, не участвуя в подавлении народных волнений. Она прошла по тонкому лезвию между преданностью режиму, его главе – Мубараку и сочувствием к народным волнениям. Армейское руководство понимало, что перемены и реформы в стране необходимы. Но как проводить реформы, сохраняя прежние привилегированные позиции и политическое влияние?

При этом не стоит забывать, что высшее руководство армии, все без исключения, было подобрано Хосни Мубараком из людей, преданных лично ему. При продвижении по службе личная преданность ценилась выше военного профессионализма. Армия поддерживала тесные связи с Вашингтоном, получая от США каждый год военную помощь в размере 1,3 млрд. долларов, за годы правления Мубарака была перевооружена в основном американцами; лишь часть оружия советского производства осталась в ее распоряжении. Среднее и высшее офицерство прошло обучение в США, а также в Англии и во Франции. Один из первых декретов нового военного руководства гласил, что прежние международные договоры, в том числе мирный договор между Египтом и Израилем, останутся действующими.

Реальная сила исламистов

Вторая но, очевидно, главная сила, которая стала участвовать в формировании нового политического курса и структуры страны, – это «Братья-мусульмане», наиболее сплоченная и массовая социально-политическая организация.

Она была создана еще в 1928 году, всегда опиралась на массы религиозно настроенного населения, для которого были чужды «игры эффенди», то есть прозападных правящих классов, были чужды слова «демократия», «либерализм», «свободные выборы» и т. д. Эта организация проповедовала возвращение к «истинно исламским ценностям», к следованию законам шариата. Она широко развернула сеть благотворительных учреждений – больниц, школ, приютов.

«Братья» находились в оппозиции к королевской власти. В конце 40-х годов прошлого века тогдашний премьер-министр страны пал жертвой их боевиков, а в ответ власти организовали убийство лидера «Братьев» – Хасана аль-Банны.

После короткого флирта с режимом Гамаля Абдель Насера представители «Братьев-мусульман» организовали неудачное покушение на популярного президента. Организация была запрещена, а ее активисты оказались в концлагерях вместе с коммунистами, проамериканскими либералами и другими оппозиционерами. Многие «Братья-мусульмане» были подвергнуты пыткам, некоторые казнены.

Сейид Кутб, теоретик «Братьев-мусульман», разработал в концлагере идею джихада против правителей мусульманских стран и «неверного» Запада. По его мнению, правители мусульманских стран на самом деле были агентами Запада, а не мусульманами, поэтому против них можно было восставать. Кутб был повешен в насеровской тюрьме в 1966 году. А его идеи вдохновили крайних экстремистов вроде Аймана аль-Завахири, который стал главным помощником Усамы бен Ладена в организации «Аль-Каида», а также слепого шейха Омара Абдель Рахмана, благословившего террористов на первую попытку взрыва Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 году. Идеи Кутба подхватили экстремисты и террористы во всем мусульманском мире.

Организация была фактически реабилитирована после прихода к власти президента Анвара Садата в 1971 году. Но, страшась ее силы, и Садат, и сменивший его президент Мубарак держали «Братьев-мусульман» на полулегальном положении. Само руководство заявляло о своем несогласии с действиями экстремистов. Но в отколовшихся от них группировках собрались люди, готовые на теракты. Именно представители одной из них организовали убийство президента Садата. Именно они участвовали в убийствах как представителей власти, так и иностранных туристов и иностранных граждан в Египте. Нападения на туристов, подрывавшие отрасль экономики, с которой связана работа нескольких миллионов египтян, лишили экстремистов части социальной базы. Крайних исламистов подпитывали «афганцы», участвовавшие в войне против просоветского левого режима в Афганистане и советских вооруженных сил.

Репрессии, включая аресты по закону о чрезвычайном положении, пытки в тюрьмах и казни экстремистов ослабили мусульманские террористические организации, загнали их в подполье.

Руководство «Братьев» стало делать упор на легальную деятельность.

В качестве независимых депутатов или представителей некоторых оппозиционных партий «Братья-мусульмане» стали участвовать в парламентских выборах. На предпоследних (до революции) выборах 2005 года, даже в условиях ограничений, репрессий и фальсификаций, они завоевали 88 мандатов – почти 20 процентов парламентских мест. Но в ходе последних выборов в ноябре-декабре прошлого года из-за массовой фальсификации, арестов и давления властей «Братья» лишились представительства в парламенте.

Руководство «Братьев-мусульман» не участвовало в первые дни в волнениях, но оно позволило своей организации молодежи выйти на улицы.

Поколение Интернета, «Фейсбука», «Твиттера»

Сила, которая организовала восстание, – это молодое поколение 20–30-летних достаточно образованных египтян, которые были настроены оппозиционно к режиму, выступали за демократические свободы – свободные выборы, свободные СМИ, права человека, человеческое достоинство. Это люди отнюдь не из самых бедных семей. Они связываются друг с другом по Интернету. С помощью системы социальных сетей «Фейсбук», «Твиттер», «Ю-Тьюб» они смогли поднять на восстание, организовать и сплотить сначала десятки, а потом сотни тысяч и миллионы людей. Они не были и не являются политической партией. Их политические взгляды разнообразны, порой противоречивы. Они не оформились как единая организация.

Молодые люди установили контакты друг с другом, с тунисскими компьютерщиками и выработали оказавшуюся успешной тактику народного восстания, включая технические детали.

К этим молодым людям примыкали довольно слабые оппозиционные партии, в том числе либерально-демократические «Кифая» (что означает «довольно, хватит»), «Аль-Гад» («Завтра»), «Молодежное движение 6 апреля» – группа, объединенная вокруг Мохаммеда эль-Барадеи, Нобелевского лауреата, бывшего главы МАГАТЭ (Международное агентство по атомной энергии), у которого проявились политические амбиции.

Оставшиеся в тени из-за гражданской войны в Ливии политические страсти в Египте не утихали и в последующие месяцы. Под давлением демонстрантов ушел в отставку назначенный еще Мубараком премьер-министр генерал Ахмед Шафик (он включен в состав Высшего совета вооруженных сил), сменилось несколько министров. Главой правительства стал хозяйственник Исам Шараф. Еще и еще раз менялся состав правительства. Многие требовали демонтажа всей структуры безопасности. Шли столкновения между противниками и сторонниками этих мер, были жертвы. В Каире были сожжены штаб-квартира тайной полиции, а еще ранее – здание ЦК бывшей правящей Национально-демократической партии. После того, как на площади Ат-Тахрир в ходе антиправительственного восстания обнялись полумесяц и крест, вражда на улице вновь разделила коптов-христиан и мусульман. Произошли кровавые стычки, были сожжены церкви.

Свидетели и участники

Вот что мне говорил выдающийся современный египетский писатель Гамаль аль-Гитани: «Примерно за неделю до 25 января я был в президентском дворце на приеме – кому-то вручали высший орден «Ожерелье Нила». Я был подавлен. Я видел царский двор, с лакеями, церемониями, лжецами, лизоблюдами. Все казалось мертвым и безнадежным. «Неужели это на долгие годы?» – спрашивал я себя. Конечно, я слышал еще 24 января, что на следующий день с помощью Интернета молодежь организует демонстрацию. Но как человек старшего поколения я просто не верил в успех Интернета. И вот – свершилось! Алексей! Свершилось! Революция объединила всех, мусульман и коптов, богатых и бедных, интеллектуалов и неграмотных. Это был общенациональный порыв. Пусть будут трудности, страдания, жертвы! Но не вернется старый, мертвый режим!»

«Друг мой! Мой верный, честный, бесконечно талантливый друг. Мне так хочется тебе верить! Так хочется верить в будущее любимого мной Египта. Но я-то из страны, которая за век пережила столько революций и контрреволюций! И с какой горечью я смотрю на сегодняшний день моей родины»… Я не сказал этих слов, чтобы не причинить ему боль. Так, как он, думают многие. Мейса – вдова Мухаммеда Сид-Ахмеда, моего друга, философа и публициста, проведшего 5 лет в насеровском концлагере, основателя одной из египетских компартий, воскликнула при встрече: «Мы – в новом Египте! Мы вернули честь и достоинство великого Египта!»

В Египет мне удалось попасть примерно через два месяца после революционного взрыва.

…Я – на площади Ат-Тахрир, в центре Каира. Пятница. Люди собираются на митинги в разных концах площади. Участников не сотни тысяч, но, во всяком случае, – десятки. Само название Ат-Тахрир стало брендом египетской революции, символом стойкости, мужества, свободы. Восемнадцать дней без перерыва здесь кипели страсти, звучали речи, споры, стихи, песни, были схватки с полицией и с нанятыми полицией хулиганами и даже с верблюжьей кавалерией. Из миллионов глоток рвалось одно слово в адрес президента Мубарака: «Уходи!!!». Полиция тогда исчезла. Вокруг площади и в переулках стояли танки. Армия не вмешивалась в события.

В критический день 11 февраля толпа намеревалась двинуться к президентскому дворцу, где стояла готовая стрелять президентская гвардия. Мне рассказывали, что якобы состоялся телефонный разговор президента Мубарака с министром обороны маршалом Тантави. Этот разговор уже стал частью революционной мифологии. «Почему ты не на моей стороне? – кричал президент. – Я же сделал тебя маршалом, я назначил тебя министром обороны!». «Да, я всем обязан тебе, мой президент. Но если выбирать между тобой и родиной, я выбираю родину. Уходи! Армия будет против твоей гвардии». Президент подал в отставку и улетел с семьей в Шарм-эль-Шейх на личную виллу. А кровавой бани удалось избежать.

Власть в стране взял Высший совет вооруженных сил во главе с Тантави. Но лишь единицы знали, что накануне этого решения начальник египетского генштаба Сами Энан несколько дней сидел в Вашингтоне, в Пентагоне, согласовывая с американцами план действий. Было решено пожертвовать Мубараком, но сохранить власть в руках военных, которые должны начать реформы.

Народ не знал закулисной истории и ликовал.

Но революции имеют свою логику. Ее составная часть – наращивание требований.

Речь шла не только об изгнании Мубарака, но и о смене режима. Правительство отправили в отставку, назначили новое, была отменена старая конституция, опубликованы временные конституционные положения, распущен прежний парламент.

А вот теперь на площади я слышу новые требования. Оратор выкрикивает в рифму: «Вот наши требования, о мушир (мушир – по-арабски маршал), слушай голос Ат-Тахрир!» Толпа размахивает национальными флагами и хором раз за разом повторяет лозунг.

Рядом другой митинг. Выступает имам мечети Омара, перемежая свое выступление цитатами из Корана и рифмованными лозунгами:

«Спасибо революции 25 января!», «Под суд коррупционеров!», «Почему власти медлят?», «Привести сюда, на площадь, Мубарака, его сыновей и подручных, пусть их судит народ!», «Убрать прежних руководителей СМИ!», «Почему остались на своих местах губернаторы, ставленники Мубарака? Гнать их!», «Да здравствует революционная законность!», «Не может быть диалога с убийцами, на руках которых кровь наших мучеников!», «Нам принадлежит законность!», «Никакие дела нельзя делать без учета наших требований, требований народа!», «Это – не футбольные соревнования и не разногласия между поклонниками того или иного клуба, чтобы говорить о примирении. Затронута честь народа, кровь мучеников».

Толпа бурно реагирует на каждое слово, на каждый выкрик, отвечая одобрительным гулом, повторяя рифмованные призывы.

«Любой, кто хочет покончить с революцией с помощью контрреволюции и вызвать конфессиональную вражду, раскол между мусульманами, христианами – преступник. Под суд его, как и коррупционеров! Мы, мусульмане, христиане, действуем вместе. Храмы и монастыри христиан – под нашей защитой».

«Вот список наших требований:

Создать президентский совет, который будет править Египтом до выборов.

Суд над всеми коррупционерами во главе с Хосни Мубараком.

Распустить Национально-демократическую партию и национализировать ее имущество. Мы отвергаем саму мысль, что у НДП есть право участвовать в национальном диалоге, потому что это не национальная партия, это партия предателей.

Приостановить деятельность всех прежних руководителей и их представителей во всех структурах, имеющих влияние. Посадить их под домашний арест, чтобы не допустить преступных заговоров.

Никакой закон не должен запрещать забастовки.

Отменить все законы о чрезвычайном положении.

Почему военный совет распустил парламент, а не распустил местные советы?

Необходимо продолжать нашу революцию, пока она не достигнет полного успеха. Никакие цели не достигнуты, пока не будет покончено с коррупцией и коррупционерами».

Метрах в ста идет молодежный митинг, требования почти те же:

«Судить коррупционеров, начиная с Хосни Мубарака и до самого маленького ответственного чиновника.

Снять всех губернаторов и распустить местные советы.

Организовать гражданский президентский совет, который будет править Египтом до выборов.

Вернуть все награбленные деньги из-за границы в Египет.

Отправить в отставку руководителей университетов, которые были назначены прежним режимом.

Никакого примирения и диалога с теми, кто пролил кровь мучеников, никакого диалога с коррупционерами.

Не допустить участия Национально-демократической партии в национальном диалоге, запретить НДП.

Отправить в отставку руководителей СМИ, которые работали на прежний режим.

Освободить всех политических заключенных, которых посадили до революции. Прекратить пытки заключенных в тюрьмах».

Повсюду рифмованные крики: «Народ требует судить президента», «Наша революция – не игра в кошки-мышки», «Поднимите свой голос в защиту революции», «Кто борется, тот не умрет», «Почему у власти представители прежнего режима? Долой!». «Нельзя построить дом, если какие-то этажи уже разрушены, нужно разрушить весь дом до основания. Это надо сделать побыстрее».

Речи распаляют собравшихся. Ораторы стирают с лица крупные капли пота и говорят, говорят, говорят, выкрикивая лозунги. Толпы их подхватывают. Расхаживают продавцы бубликов и воды. Танцуют под барабаны. Дети вместе с родителями несут плакаты и размахивают национальными флагами. Продают сувениры с эмблемами «Революция 25 января». Фотографируются на фоне плакатов и посылают изображения по мобильным телефонам друзьям и знакомым. Делают видеосъемки. Под единственным деревом в центре площади расположилась семья: старик, муж и жена и четверо детей, пьют чай.

Подчеркиваю: это – день сравнительно небольшого скопления народа. В следующую пятницу, когда меня уже не было в Каире, на площадь собрались вдесятеро больше людей.

Улица не просто кричала и митинговала. Она добивалась своего. Военный совет отступал шаг за шагом. Была распущена НДП и конфискованы ее фонды и ее имущество. Мубарака, его жену и сыновей арестовали и отдали под суд. Еще несколько десятков высших коррупционеров оказались за решеткой. Толпа требовала крови. Пока своих робеспьеров, троцких или свердловых не появилось. Но кто знает… Были смещены все руководители государственных СМИ. Свободная печать воздействовала на политику и кадровые назначения. Мой друг, писатель Гамаль аль-Гитани, поместил колонку в газете «Аль-Ахбар» с критикой только что назначенного министра культуры, назвав его менеджером, а не деятелем культуры. Министра сняли. Сын Гамаля Абдель Насера дал интервью в одной из газет. Он осудил режим Мубарака со словами: «Революция 25 января – продолжение революции 23 июля (1952 года)».

Но, как и в любой революции, все было хаотично и противоречиво. Бастовали студенты, требуя повысить отметки, полученные ими на экзаменах. Бастовали ученики старших классов школ, требуя облегчить учебные программы. Произошел общеегипетский скандал: во время футбольного матча египтян с тунисцами выигрывали тунисцы. И тогда огромная толпа египетских болельщиков выбежала на поле и стала избивать тунисских игроков. Полиция не вмешалась. К чести египтян, надо сказать, что по этому поводу заседал даже Высший совет вооруженных сил, который направил извинения Тунису. К тунисскому посольству приходили десятки молодых людей, чтобы выразить свое сочувствие и извинения. В социальных сетях молодые активисты распространяли призывы к соотечественникам соблюдать правила дорожного движения и не свинячить на улицах (Вспомним: «Граждане! Будьте культурны! Не плюйте на пол, а плюйте в урны!»)

Поступали сообщения о том, что салафиты (крайние исламисты) разрушали надгробья и склепы над могилами святых, почитаемых суфиями, мусульманскими мистиками. Шли столкновения на кладбищах. Из Афганистана, Пакистана, Ирана, из стран Западной Европы возвращаются сотни членов «Аль-Джихад аль-Ислами» и других террористических мусульманских организаций. Они, мол, были борцами с прежним деспотичным режимом Мубарака. Из тюрьмы освободили соучастников убийства президента Садата в 1981 г. (основные участники этой акции были тогда казнены). Появилось заявление «Братьев-мусульман»: «Мы осуждаем салафитов и террористов».

Все тревожнее были сообщения о ситуации в экономике. Люди ожидали немедленного улучшения своего положения, а оно ухудшалось. Доходы от туризма резко упали. Удар пришелся по служащим гостиниц, гидам, торговцам, шоферам такси. Золотовалютные резервы страны сократились на несколько миллиардов долларов. Из страны «убежали» многие миллиарды долларов частных вложений. Один из бизнесменов жаловался мне на встрече в клубе «Сувейрис», где собирается журналистская и писательская элита: «Мы собирались строить новый металлургический завод. И вдруг нам говорят: «Вы получили лицензию с помощью Ахмеда Изза (металлургический олигарх, друг сына Мубарака Гамаля). Ваши лицензии недействительны. Или давайте 100 миллионов фунтов (!) «на лапу» или уходите». Мы вынуждены закрыть бизнес. На работу молодые люди ходят со своими компьютерами и переписываются по «Фейсбуку». Попробуй запретить. Нам отвечают: «У нас теперь демократия, мы скоро будем выбирать и руководство фирм».

Я запомнил воодушевленную, возбужденную журналистку из влиятельного журнала. Она кипела горячим энтузиазмом и верой в будущее. «Сейчас, – говорила она, – журналисты получают 500–600 фунтов в месяц, а нужно установить минимум 1200 фунтов. Откуда взять деньги? Да ведь очень просто. Нам же вернут те десятки миллиардов, которые Мубарак и прочие коррупционеры перевели за границу, вот и хватит на всех денег». Я с ней не стал спорить, но представил себе наивность и надежды простых египтян, если журналистка из солидного издания верит в сказку о завтрашнем дне.

Наслушался упреков в адрес России, от всех – правых, левых, бизнесменов и шоферов такси, университетских профессоров и разнорабочих: «Где вы, русские? Почему вас не видно и не слышно? Почему вы хотя бы не примите на лечение раненых в ходе нашей революции, как это сделали немцы? Почему вы не установите с нами контакты на уровне неправительственных организаций? Вы опаздываете. Кто последний пришел, тот на последнем месте по своему авторитету и окажется». Я пытался оправдываться:

«Мы отменили запрет на поездку туристов в Египет, а это очень существенная экономическая составляющая».

А что еще было добавить? Хорошо, что в Египте побывал наш министр иностранных С.В. Лавров. А где наши профсоюзы, правозащитники, организации дружбы и солидарности, организации женщин, молодежи, спортсмены, писатели, научные делегации?

Знаю ответ: нет денег. На контакты и поездки в США или Францию, Германию или даже Китай деньги есть. На арабов – нет. В советские времена деньги были. (Повторю: Египет расплатился с Россией за ВСЕ (!) свои долги – и за высотную Асуанскую плотину, и за оружие, и за заводы.)

А контакты человека с человеком? Миллионов с миллионами? Пусть эти контакты подождут… Подождем своего Билла Гейтса, который сам заработал десятки миллиардов (долларов, не рублей) и половину отдал на благотворительность. Но у наших олигархов другие заботы.

Вот так мы и живем. Арабские революции и будущее арабских стран – само по себе, а мы с нашими проблемами, претензиями – сами по себе.

Никто как будто не виноват. У нас, действительно, свои большие заботы. Понятно, почему от нас уходят и забывают о нас друзья. А деньги? Ну что ж, можно с уверенностью сказать, что если в арабских странах установятся режимы, устраивающие Запад, деньги у Запада найдутся. Да и куда деваться без экономических связей? Ведь Россия не выпьет арабскую нефть, не выкупит арабский газ, а послереволюционные правительства могут найти общий язык с Западом. Но без нас. Нам достанутся в лучшем случае крохи.

Говорят участники событий

Беседую с теми, кто через Интернет, «Фейсбук», «Твиттер», «Ю-Тьюб» стал организатором египетской революции. Не важны их имена, они их не скрывают, пожалуйста, цитируйте, но их не знает наша публика. Брендом этой группы стал их приятель У. Гонем. Он был занят в день встречи. У молодых людей нет ни чувства ревности, ни зависти. Раскованные, образованные ребята. Совершенно искренние. Патриоты. Революционеры. Один из них на площади Ат-Тахрир потерял глаз… Умные и… пусть простят они меня… наивные, увлеченные западными лозунгами и ценностями.

Постарался расположить их к себе. Раскрыл свою книгу «Египет и египтяне» и прочитал посвящение и заключение. Им понравилось. Сказал, что приехал учиться, а не учить, изучать обстановку, и потекла откровенная беседа с жаркими спорами.

– Когда вы решили, что настал час «Х» для революции?

– Мы не планировали революции. Мы не собирались устраивать революцию, хотя знали об успехе наших тунисских братьев. Мы призвали людей на демонстрацию против ненавистной полиции. Хотели испортить праздник полиции 25 января. Рассчитывали, что на демонстрации выйдут тысяч 40, а вышло больше 200 тысяч. Были жертвы. А дальше стало ясно: народ не хочет Мубарака. 28 января после пятничной молитвы на улицу вышел миллион протестующих и еще несколько миллионов по всей стране. Ненависть вырвалась наружу. А дальше – дело известное. Полиция после нескольких попыток расправиться с демонстрантами разбежалась, а армия была вместе с народом.

– Каковы ваши задачи?

– Демократия. Возвращение человеческого достоинства. Возвращение величия Египта. Свобода. Свободные выборы.

– А почему вы выступили против поправок к конституции, затем против временной конституции, предложенной военными?

– Нужно было время для обсуждения проекта конституции. Мы не хотели, чтобы в ней сохранилась статья «Ислам – государственная религия, а шариат – основной источник законодательства». Мы были против введения формальной квоты в парламенте – 50 % для рабочих и крестьян, – сохраненной со времен Гамаля Абдель Насера.

– Вы сами надеетесь на успех на выборах?

– Вряд ли мы получим много голосов. Но у нас формируется два блока «Союз 6 апреля» – он существует уже пару лет – и «Блок революционной молодежи». Стоит задача дискредитировать прежнюю партию власти – Национально-демократическую, конфисковать ее имущество, показать народу, насколько коррумпированы ее члены. О текущей задаче: отправить под суд всех коррумпированных высших чиновников прежнего режима.

– А как вы относитесь к Ливии?

– Мы – союзники ливийских революционеров, мы – против диктатора Каддафи.

– Вы согласны с натовскими бомбардировками страны?

Некоторые колебания моих собеседников, а затем решительно:

– Если для успеха революции нужен союз с НАТО, пусть будут бомбежки НАТО.

– А если вы столкнетесь с сопротивлением здесь, в Египте, вы пригласите бомбить Египет натовские самолеты?

Я намеренно задал провокационный вопрос. Мои собеседники горячо заспорили между собой, до крика, потом пришли к консенсусу:

– Египет – великая страна, она сама справится со своими проблемами. Бомбить Египет не посмеют. У нас самая сильная армия и самое сильное ПВО на Ближнем Востоке. (Про Израиль мои собеседники, конечно, забыли, а о качестве египетской ПВО в сопоставлении с современными требованиями они, видимо, не знали.)

– Знаете ли вы, что все революции всегда приводили к экономическому упадку? Люди надеялись на немедленное улучшение ситуации, на немедленное улучшение своего личного положения. Но этого не будет.

Один из них сказал:

– Но ведь коррупционеры перевели за границу десятки миллиардов долларов. Мы их вернем.

– Простите, – возразил я, – из Африки за 50 лет независимости был незаконно вывезен почти один триллион долларов. Вы знаете, сколько удалось вернуть за многие годы усилий? Один миллиард – одну тысячную часть награбленного.

Ребята погрустнели. Но потом один из них сказал:

– Но мы же нужны демократическому Западу. Запад нам поможет.

– Вы не ожидаете контрреволюции?

– Да, такая опасность есть. Но есть и опасность новой революции, «революции голодных», если экономика не наладится.

Точно такие же слова о возможной «революции голодных» я услышал от одного из руководителей «Братьев-мусульман» Саада Хусейни.

Офис «братьев» в одном из отдаленных районов Каира. Скромное, непритязательное жилище. Охраны почти нет или она невидима. Снуют посетители. Руководители в отутюженных европейских костюмах, с галстуками, бороды аккуратно подстрижены. Речь спокойная и взвешенная. Мы говорили по-арабски, но тут же сидел готовый помочь дипломант Менделеевского института, кандидат химических наук, женатый на русской. Мой собеседник – бывший член парламента созыва 2006–2010 гг. – был официальным представителем фракции «Братьев-мусульман» в том парламенте. В следующий парламент подручные Мубарака не пропустили «братьев», грубо сфальсифицировав выборы.

Беседа была дружеской и откровенной. «Братья» по глупейшему решению нашего суда 90-х годов числятся «преступной террористической организацией». Поэтому у нас с ними – никаких официальных контактов. Президент России Д.А. Медведев только что освободил меня от должности его представителя по связям с лидерами африканских государств. Поэтому я как свободный ученый мог встречаться с кем угодно.

Я полагал, что в какой-то мере был готов к встрече и дискуссии. Я сам писал, что есть ислам и ислам. Ислам разнообразен, многолик и противоречив. Его знаменем могут прикрываться общественно-политические течения самого разного свойства. Есть полуофициальный ислам аль-Азхара – влиятельнейшего богословского университета в Египте; народный ислам мистиков-суфиев; ислам экстремистов-террористов. И ислам самой массовой общественно-политической организации «Братьев-мусульман». Они отвергали идеалы «западников»-либералов и революционеров-националистов, искали ответы на вызовы современности в Коране и сунне (житие пророка Мухаммеда). Борьба за сохранение ислама – вот главная задача мусульман, считали они. Поэтому нужно сопротивляться империализму, Западу, который хочет разграбить ресурсы мусульманского мира и разрушить ислам.

Когда-то «братья» отвергали политические партии как неприемлемую форму социально-политической жизни мусульманского Египта. Но потом прагматично использовали выборы в парламенте или как независимые, или в союзе с другими партиями. Но, по их мнению, политические партии и демократия в Египте провалились. Парламент формировали из угнетателей народа. Управлять справедливо государством можно лишь на основе шариата, имеющего божественное происхождение, а не на основе законов, созданных человеком. Но демократия может функционировать в рамках исламского законодательства, поэтому обвинять «братьев» в недемократичности – «большая ложь». Ряд экономических мер должен обеспечить благосостояние народа и независимость от иностранного экономического господства. Нужно освободиться от империализма в его различных обличьях. Когда-то врагами «братьев» были и коммунисты с их атеистической идеологией, но сейчас о коммунистах просто забыли.

Это краткое резюме отнюдь не охватывает широчайшего спектра взглядов «братьев-мусульман» на все стороны социальной, семейной, политической и экономической жизни. Но как полезно услышать мнение прагматика-«брата», одного из лидеров организации!

– Наконец-то вы пришли к нам, в нашу штаб-квартиру. Мы, «братья», всегда хотели встречаться с русскими и вести открытый диалог, – говорил Саад Хусейни. – Это в интересах России, Египта и всего человечества. Мы помним, как вы помогали Египту и Палестине, мы помним, как вы помогали создавать наши вооруженные силы, строить высотную Асуанскую плотину, возводить заводы, готовить кадры. Мы этого не забудем.

После распада СССР в мире образовалась пустота. Раньше был баланс сил в интересах человечества, а значит – и в интересах арабских стран. Сейчас баланс нарушен. Россия – великая держава, и она должна играть большую роль в мире, в том числе в нашем регионе.

– А какова ваша позиция в отношении конкретных событий?

– Напомню, что когда Грузия вела войну в Осетии, а министром обороны Грузии тогда был гражданин Израиля, мы поддерживали Российскую Федерацию, мы поддерживали Россию в войне против Грузии.

Мы приветствуем диалог с русскими в любом формате, или на официальном уровне, или в рамках НПО в интересах двух стран. Но препятствия – с вашей стороны. Мы очень сожалеем, что в России все еще числимся в «черном списке» террористов и преступников. Этого нет нигде в мире, только у вас. Наша организация имеет миллионы членов. Имена, телефоны, наши офисы известны. Мы – террористы? С нашими братьями из ХАМАСа в секторе Газа вы официально встречаетесь, а мы – преступники? Если определять наши позиции, то мы – центристы, мы за то, чтобы принимать «других».

Наши постулаты следующие: упадок нравов в мусульманском мире предполагает неприятие и осуждение «других», вызывает волну экстремизма и терроризма. Мы понимаем, почему рождается насилие. Но мы против насилия, против терроризма, хотя мы за право сопротивляться агрессии и оккупации. Мы осудили теракты 11 сентября в США. Именно мы сдерживаем терроризм в мусульманском мире, поэтому некоторые террористы называют нас «неверными».

Сейчас организации «братьев» существуют в 90 странах в разной форме, иногда участвуют в правительствах. У нас очень много молодежи. Наша задача признавать «других» и выступать за демократизацию, отвергая насилие. Мы – школа будущего.

Резюмирую свои слова: мы хотим больше связи с Россией, мы ждем снятия с нас обвинений в терроризме. Вы уже опаздываете, а кто опаздывает, тот теряет позиции. (К концу беседы мой собеседник поглядывал на часы. В приемной уже сидел новый гость – советник-посланник посольства Германии.)

– Играли ли «братья» роль в революции?

– Наша молодежь участвовала в переписке по «Фейсбуку», и мы разрешили молодым «братьям» участвовать в демонстрациях 25 января, причем не только в Каире, но и по всей стране, особенно в индустриальном центре Махалле-эль-Кубре.

А 28 января мы решили, что все «братья» должны участвовать в революции как часть народа, но не выдвигать особые требования. «Свобода! Справедливость! Демократия!», «Мубарака – в отставку!» – это были лозунги всех и в том числе наши лозунги. Вместе с тем, мы выступали против насилия, даже против насилия в отношении полиции. Если бы не наше участие, не обошлось бы без еще больших жертв. Среди демонстрантов были агенты полиции, именно они пытались провоцировать столкновения. Мы считаем, что наша позиция предопределила успех революции, ведь она прошла по всей стране, а не только на площади Ат-Тахрир. Это была революция всей страны, поэтому мы отвергли поддержку, выраженную нам Хасаном Насраллой (лидер ливанской партии «Хезболла». – А.В.) и Ахмади-нежадом (президент Ирана. – А.В.), которые утверждали, будто в Египте произошла исламская революция. Мы сказали им «нет». Это – революция всех египтян.

– Каковы ваши планы на ближайшее время и среднесрочные перспективы?

– Мы должны свалить Национально-демократическую партию. Она погрязла в коррупции, связана с аппаратом, с репрессиями. Партия должна быть распущена, ее собственность конфискована. Мы предполагаем, что они могут изменить название, но мы составим черный список коррупционеров из НДП, чтобы помешать их успеху на выборах под другим названием. Но на местах у них есть крепкие позиции, поэтому многие могут пройти в парламент.

– Каковы ваши планы по созданию собственной партии?

– Некоторое время назад была создана партия «Васат» из числа молодых «братьев». Теперь мы создаем массовую Партию свободы и справедливости, чтобы ее зарегистрировать. Может быть, мы создадим свой телевизионный канал и газету. Мы не против закона, запрещающего образование партий по религиозному принципу. У нас будет светская партия. Мы не против участия в ней даже христиан-коптов. Мы не стремимся к созданию теократического религиозного государства. Мы – за гражданское государство, за гражданское правительство. Наша тактика следующая: во-первых, мы не будем выставлять свою кандидатуру на пост президента, но, естественно, будем поддерживать того, программа которого будет близка нашей; во-вторых, мы не будем участвовать в переходном правительстве, хотя участие в будущем правительстве не исключено; в-третьих, мы не стремимся завоевать большинство в парламенте, чтобы никого не пугать. Ведь Мубарак нами пугал Запад, чтобы обеспечить себе западную поддержку. Мы хотим усилить активность политической жизни Египта, не претендуя на монополию власти. 20–30 % мест в парламенте для нас достаточно.

– Как вы оцениваете экономическую ситуацию в стране?

– Мы знаем, что Египет ждут очень трудные времена, поэтому, в частности, мы не хотим принимать на свои плечи всю ответственность. Экономическое положение ухудшается. Возможна так называемая «революция голодных». Нужно этому помешать путем активной борьбы с коррупцией. У многих есть наивные надежды – вернуть деньги, украденные коррупционерами, переведенные в западные банки, а потом раздать эти деньги. Все это нереально. Нужно создавать условия для гармоничного экономического развития. Мы надеемся, что выборы будут честными, и в парламенте мы сможем отстаивать свои принципы.

– Если обратиться к международным делам, каковы ваши внешнеполитические установки?

– Мы считаем Иран мусульманским государством. У нас общие интересы. Правда, мы против их методов экспансии. Мы против некоторых положений шиизма. Но мы хотим строить мосты сотрудничества с Ираном, мы готовы к этому сотрудничеству. Отношения с Саудовской Аравией мы считаем очень важными. Египет и Саудовская Аравия – это два столпа арабского мира. Есть сотни причин для сотрудничества с мощной саудовской экономикой. «Братья-мусульмане» во времена Насера бежали в Саудовскую Аравию и работали там, преподавали. Мы любим эту страну, там находятся две главные святыни ислама.

– Вы можете изложить вашу позицию по вопросу о возможном производстве ядерной бомбы в Иране?

– Об этом много говорят, но сейчас почему-то не говорят о том, что у Израиля больше 200 ядерных боеголовок. Если они откажутся от них, то и мы также откажемся. Но мы против израильской монополии в регионе на ядерное оружие. Мы хотим развивать мирный атом. А обвиняют в чем-то Иран. Израиль уже наносил удары в Ираке и Сирии по атомным объектам. Говорят о возможности таких же действий в отношении Ирана.

– Как вы относитесь к будущим отношениям с Израилем?

Мой собеседник попеременно употребляет термины – то «сионистское образование», то «Израиль».

– Мы уважаем мирные договоры, заключенные Египтом. Но с «сионистским образованием» – дело особое. Есть три варианта. Первый – полностью отменить мирный договор. Второй вариант – оставить его в неизменном виде. Третий вариант, за который мы выступаем, – предложить народу обсудить содержание договора после выборов. Пусть говорят все. После этого провести референдум или голосование в парламенте. Мы будем выполнять волю большинства народа. Если народ решит изменить договор, будем вести переговоры.

Мы оба понимали, что мой собеседник озвучивал тезисы, предназначенные для передачи российскому руководству. Возможно, что в других обстоятельствах некоторые акценты были бы расставлены по-другому.

…Прошло полгода, и мы снова встретились. Я прилетел тогда из Саудовской Аравии сразу после трагических событий у здания телевидения. В Эр-Рияде все казалось спокойным, а Каир кипел. Копты протестовали против разрушения церкви в районе Асуана. Произошли столкновения с военными. Было убито два с половиной десятка демонстрантов и примерно десять военнослужащих. Египет содрогнулся. Из груди большинства вырвался крик на экраны телевизоров, на страницы газет: «Не допустим раскола страны! Не допустим межконфессиональной розни!» В одной из газет рисунок: плачущая мать-родина, а у ее колен умирают в крови два ее сына – мусульманин и христианин.

Никто толком не объяснил, что произошло, кому это выгодно. На своей пресс-конференции представитель Высшего совета вооруженных сил валил все на какую-то «третью силу», на необозначенных «провокаторов». Копты обвиняли военных. Мой собеседник Саад Хусейни неопределенно говорил о «происках Израиля». Я предположил, что у всех просто сдали нервы: военные были не готовы исполнять функции полицейских, а копты не могли сдержать гнева.

Мы встретились с Садом Хусейни в городе-спутнике 6 Октября, в полдвенадцатого ночи. Мой собеседник выглядел усталым, занятый почти круглые сутки на митингах и собраниях, еще более уверенным, чем на прошлой встрече.

– Мы создали объединение «Демократический альянс» во главе с нашей Партией свободы и справедливости. В него входит почти сорок других партий и организаций. Победа на выборах обеспечена.

– А уступят ли военные власть?

– Дело военных защищать родину и не вмешиваться в политику. Они должны вернуться в казармы. Мы не допустим, чтобы военные отменили или отложили выборы в парламент.

Мой собеседник спросил меня, когда же в России отменят решение суда, объявлявшее «братьев» «террористами и преступниками». Не мог же я сказать, что высшему руководству России, занятому своими выборами, было не до Египта. Но все-таки пытался оправдаться:

– Мы же установили официальные контакты с вашим политическим крылом – Партией свободы и справедливости. Интервью с ее лидерами корреспондента нашего журнала «Азия и Африка сегодня» будет опубликовано в ближайшем номере.

Сомневаюсь, чтобы Саад Хусейни был удовлетворен моим ответом.

Другая встреча с аналитиком и журналистом из другого лагеря Имадом Гаадом произошла в Центре стратегических исследований газеты «Аль-Ахрам». Со времен Мухаммеда Хасанейна Хейкаля – друга президента Насера – «Аль-Ахрам» была крепостью египетских интеллектуалов, имеющих западное образование. Сам Гаад, копт, демократ, либерал, был как бы неофициальным представителем «Блока Египет», который объединил либералов, светские партии, левых. К ним примыкали представители туристского бизнеса, опасавшиеся за свое будущее, умеренные исламисты. Мистика ислама – суфии, противники салафитов, а также значительная часть «Интернет-молодежи».

Наш собеседник был настроен решительно против «братьев», надеялся на успех «Блока Египет» на выборах. Но на прощанье он с горечью сказал:

– Нужно еще лет пятьдесят, чтобы в Египте установилась настоящая демократия.

«Да, прав он, – подумал я. – Но решать это самим египтянам. Они должны попробовать власть исламистов».

И была еще одна встреча – с лидером левой партии Ат-Тагаммуа Рифатом Саидом. Бывший коммунист, проведший в насеровских тюрьмах и концлагерях, где его били и пытали, полтора десятка лет, когда-то рассчитывающий на поворот Египта влево в сотрудничестве с СССР, он остался блестящим аналитиком, но мрачноватым скептиком:

– Сейчас резко растет влияние салафитов, особенно среди неграмотного населения. Их щедро субсидируют Саудовская Аравия и другие монархии Залива. Идеологически они – родные братья. Чтобы не потерять электорат в их пользу, «братья-мусульмане» вынуждены дрейфовать вправо. Ожидать успеха просвещенных интеллектуалов за пределами Каира и Александрии просто невозможно. Да и здесь они в меньшинстве. В Египте нет или почти нет демократических и светских традиций. Египет – не Турция. У нас даже армия пронизана происламистскими настроениями.

– Но армия обеспечивает безопасность.

– Да, безопасность нужна для нормального функционирования государства. А сейчас в условиях разрушения государственных структур такой безопасности нет, особенно за пределами Каира. Скажем, в Верхнем Египте люди вооружаются для самозащиты. Военные не годятся для выполнения полицейских функций.

– Уйдет ли армия в казармы?

– Сомневаюсь. Кто же добровольно отдаст власть? Может быть, обстоятельства заставят.

К ситуации в Египте – центральной арабской стране – будем возвращаться вновь и вновь. Мы писали о событиях по свежим следам. Но прошел год с их начала. Что-то прояснилось, что-то запуталось еще больше, что-то меняется, что-то идет по кругу. И не забудем: семь месяцев арабский мир жил под грохот натовских бомбежек Ливии. Попробуем же взглянуть на регион в целом, на действующих лиц революций, на их внутренние и внешние факторы, на позиции США и Израиля, на специфику от страны к стране.

Цунами революций и движений протеста в Северной Африке и на Ближнем и Среднем Востоке коренным образом изменило геополитические реалии не только этого региона, но воздействует на международную обстановку в целом. Дело даже не в том, что волнениями были охвачены арабские страны также «к востоку от Суэца». От событий в северной части континента не могут быть иммунизированы как страны, лежащие к югу от Сахары, так и государства северного пояса Ближнего и Среднего Востока и даже Европы. Причина революций, их характер, движущие силы, внешнее воздействие, методы, результаты требуют серьезного и непредвзятого подхода именно для того, чтобы представить себе будущий виток исторического развития отнюдь не только на Ближнем и Среднем Востоке и не только в других развивающихся странах.

Революции и протестные движения в арабском мире воздействуют на мировые энергетические рынки, заметно выросли цены на нефть. Правда, наиболее важное значение имеет ситуация в Саудовской Аравии и Иране – этих самых крупных экспортеров углеводородов, – а там сохраняется стабильность. Совокупный экспорт Алжира и Ливии равен иранскому, поэтому конфликты в этих странах тревожны для мировой энергетики, но не критические.

Выработка стратегии по отношению к революционным событиям в регионе, главном нефтедобывающем регионе планеты, стоит на повестке дня внешней политики США и других стран НАТО, а также России и Китая. Существенным образом может измениться геостратегическое положение Израиля и процесс арабо-израильского урегулирования.

Среди причин революций обычно называют несколько:

– кризис авторитарной модели власти и репрессивно-полицейских режимов, оказавшихся неспособными адаптироваться к новым условиям общественного развития;

– отсутствие системы смены лидеров;

– блокировка режимами попыток сформировать основы гражданского общества, их неспособность и нежелание проводить эффективные реформы;

– чудовищную коррупцию;

– разрыв между «верхами» и «низами», между богатыми и бедными;

– высокий уровень безработицы;

– противоречия между ожиданиями, порой завышенными, образованной молодежи и отсутствием возможностей для их реализации;

– отсутствие демократических прав и свобод;

– воздействие роста цен на продовольствие.

Вместе с тем отметим: революции охватили эти страны не потому, что там была самая страшная бедность в мире. Глинобитные трущобы Каира утыканы телевизионными антеннами. В домах есть электричество и нередко вода, а дети почти все ходят в школу. Ситуация в Тунисе еще лучше, а о Ливии и говорить не приходится.

Не потому, что они были голодными. В среднем даже египтянин получал калорий выше общепринятой нормы, благодаря субсидированным ценам на лепешки, растительное масло, сахар, хотя, конечно, без европейской доли в диете мяса, овощей, фруктов, молока.

Не потому, что в этих странах был экономический застой. Наоборот, средние темпы прироста ВВП в Египте в нашем веке – 5–7 % в год (около 4 % даже в кризисный 2009 год) – были выше мировых, хотя и ниже китайских или индийских. Достигнутый уровень – примерно 6 тысяч долларов на душу населения в год (по ППС) – выглядит неплохо.

Не потому, что в Египте или Тунисе были самые деспотичные и репрессивные режимы на земле. Были и есть режимы много хуже и страшнее. В Египте и Тунисе все же существовала оппозиционная пресса, была развита система адвокатуры. Хотя были и произвольные аресты, и пытки в тюрьмах и концлагерях.

(По общепринятым стандартам, ливийский режим был более репрессивный. Это – одна сторона дела. Но, с другой стороны, он уделял больше внимания решению социальных проблем.)

Не потому, что Египет, Тунис или Ливия стали чемпионами по коррупции. В этих странах была чудовищная коррупция. Но в списке самых коррумпированных стран они находились где-то в середине. Хотя заранее оговоримся, что общепризнанных критериев определения уровня коррупции не существует.

Несомненно, что социальную напряженность усилило всемирное повышение цен на продовольствие. Это было вызвано как плохими погодными условиями в некоторых государствах – основных производителях продовольствия, так и перераспределением части продовольственных культур на производстве биотоплива, а также повышением спроса на высококачественное продовольствие в развивающихся гигантах – Китае и Индии.

Но почему же произошли революции и массовые волнения именно в 2011 году, то есть здесь и сейчас?

Очень существенная составляющая часть кризиса – демографическая. Ученые называют ее «молодежный бугор». В чем его суть? 20–30 лет назад, благодаря успехам медицины, резко снизилась детская смертность. Но фертильность женщин – то есть количество рождений на каждую женщину – временно оставалось прежней. Снижение рождаемости происходило, но отставало от снижения смертности. И к настоящему времени в арабских странах до 40–50 % населения составляют молодые люди в возрасте 15–30 лет. Наиболее пассионарную, нетерпеливую и решительную часть населения составляют молодые люди 20–29 лет.

«Быстрый рост [удельного веса] молодежи может подорвать существующие политические коалиции, порождая нестабильность, – отмечает американский исследователь Дж. Голдстоун, – Большие когорты молодежи зачастую привлекают новые идеи или гетеродоксальные религии, бросающие вызов старым формам власти. К тому же поскольку большинство молодых людей имеют меньше обязательств в плане семьи и карьеры, они относительно легко мобилизуются для участия в социальных или политических конфликтах. Молодежь играла важнейшую роль в политическом насилии на протяжении всей письменной истории, и наличие «молодежного бугра» (необычно высокой пропорции молодежи… в общем взрослом населении) исторически коррелировало с временами политических кризисов. Большинство крупных революций… – [включая и] большинство революций XX века в развивающихся странах – произошли там, где наблюдались особо значительные молодежные бугры».

Отметим, что в Латинской Америке наиболее отчетливый «молодежный бугор» приходился на 70–80-е годы прошлого века, что и совпадало с пиком социально-политических волнений. В арабских странах «молодежный бугор» спадет через 5–7 лет. Критически опасная масса протестов в сочетании с другими обстоятельствами пришлось именно на 2009–2012 годы.

Быстрый рост общей численности молодежи требует кардинально увеличивать создание новых рабочих мест, что представляет собой очень сложную задачу. Всплеск же молодежной безработицы имеет особо мощный дестабилизирующих эффект, создавая армию потенциальных участников для всевозможных политических, в том числе революционных потрясений.

Мало того, из деревни, где традиционно высока рождаемость, избыточное население выдавливается в города. Рост производительности труда в сельском хозяйстве дает дополнительный стимул для выталкивания «излишнего» населения. Напряженность создается именно в крупных городах, где усиливается безработица, увеличивается количество недовольных, создается пояс трущоб. В города из деревни переезжает обычно молодежь.

Само достаточно быстрое развитие экономики в тех или иных странах не гарантирует стабильности, потому что сопровождается ломкой прежних социальных устоев, переливанием рабочих из одного сектора деятельность в другой, столкновением традиционного или неотрадиционного мышления и поведения с новыми ценностями, которые приходят в основном с Запада. Простые проценты прироста ВВП отнюдь не означают создание или укрепление социальной стабильности. Экономике, чтобы выдержать конкуренцию современных секторов, требуется развитие новейших технологий, где более высокий уровень квалификации и меньшее количество рабочих рук. Исчерпывается экстенсивный потенциал экономического развития, и он не успевает замениться на интенсивный наукоемкий потенциал.

Как правило, политические режимы в своей эволюции запаздывают с изменениями социальных и экономических структур.

Масса молодежи, в отличие от прежней эпохи, как правило, – образованные или полуобразованные люди. У них велики социальные амбиции, но мало амуниции. Телеканалы на арабском языке «Аль-Джазира», «Аль-Арабийя», исповедовавшие западные ценности в арабской оболочке, действовавшие по западным стандартам, давали свое видение мира. А работы-то не хватало. А зарплаты были низкими, если вообще были. А денег на калым и женитьбу не хватало. Скапливалась критическая масса протестного взрыва почти во всех арабских странах.

Специфика от страны к стране

Если взять арабские страны, охваченные революциями и волнениями, мы обнаружим в каждой из них свои специфические черты.

Наиболее «спокойно» развивалась обстановка в Тунисе. За несколько месяцев политическая напряженность несколько снизилась. Руководство «Всеобщего союза трудящихся Туниса» было удовлетворено принятием решений о приостановке действия ряда положений конституции и проведении выборов в Национальное учредительное собрание (высший орган законодательной власти). Вернувшись из эмиграции исламисты резко активизировались.

На этом фоне силы внутренней безопасности при поддержке подразделений национальных вооруженных сил стали задерживать бежавших из мест заключения преступников и изымать у населения оружие и боеприпасы.

Из революции и последовавшей за ней нестабильности максимум успеха извлекли исламисты. У них была широкая социальная база. Они и победили на выборах 28 октября 2011 года, прошедших в свободной обстановке. Ими в союзе с двумя партиями было сформировано правительство.

На данном этапе сложно предсказать, как в Тунисе будут дальше развиваться события. Социальные проблемы не решены. Растут цены на продовольствие. Безработица не уменьшилась. Десятки тысяч людей бегут в Европу, которая страшится наплыва нелегальных иммигрантов.

О Египте нужно опять-таки поговорить особо, вспомнив недавнее прошлое. Мы говорили об основных компонентах революционной ситуации. Остановимся на некоторых из них.

Разрыв между богатством и нищетой существовал в Египте пять тысяч лет. Но современные египтяне знали, КАК становились сверхбогатыми людьми: благодаря приватизации наиболее лакомых кусков государственной собственности, получению почти бесплатных земель для будущего развития, привилегированных займов государственных банков, доступу к государственным заказам, появлению совместных предприятий с иностранными корпорациями.

Около 40 процентов населения жили на один-два доллара в день, питались лепешкой с бобами, а «элита» строила для себя виллы с полями для гольфа, со всеми услугами и службами, которые имеют привилегированные классы на Западе, воздвигала дворцы на побережьях Нила, Красного и Средиземного морей. Каждый год на трудовой рынок Египта выбрасывалось 700 тысяч новых рабочих. Большая часть из них работу не получала. Формально безработица составляла 10–15 % населения, фактически – больше. Достаточно развитая система высшего образования, качество которого падало из года в год, выпускала десятки, а то и сотни тысяч молодых людей, получивших дипломы, кое-какие знания и имевших амбиции, но не нашедших работы. Молодые люди, получившие образование или полуобразование, мечтали о собственной автомашине, о возможности жениться, о собственном жилье.

Телевидение показывало египтянам чужую красивую жизнь, достойное существование, уважаемых людей, свободу, а собственного будущего у них не было. Экономическое положение народа очень медленно менялось к лучшему, либо стагнировало.

На все накладывалась коррупция сверху донизу. Любая бумажка в государственном учреждении, получаемая из рук мелкого чиновника, могла стоить 50–100 фунтов при зарплате текстильщика 350 фунтов в месяц (1 доллар был равен примерно 5,9 египетского фунта). Взятки на высшем уровне исчислялись миллионами и десятками миллионов фунтов. Предприниматели и чиновники делали колоссальные деньги «из воздуха» с помощью финансовых операций. Таким образом «распиливались» огромные государственные средства и делились между «жирными котами» и чиновниками. Миллиардеры проникали в парламент, высшие эшелоны кабинета министров. Правительственные чиновники, уходя со своих постов, оказывались во главе гигантских корпораций, которые ворочали сотнями миллионов и миллиардами фунтов. При этом население оставалось погруженным в заботу о лепешке. Любой протест подавлялся. Более 30 лет сохранялся режим чрезвычайного положения.

Произведенные аресты и пытки через социальные сети, с помощью информационных технологий, становились известными обществу. Грубая фальсификация выборов вызывала отвращение к власти.

Немногочисленные зародышевые либеральные организации – «Кифайя», созданные на его базе «Движение 6 апреля», а также группы «Молодежь – за перемены», «Аль-Гад», женская группа «Улицы – наши» не переросли в массовые партии. Но их след в сознании образованной молодежи остался.

С учетом всех этих компонентов, очень важен стал психологический настрой наиболее активной, молодой части населения.

Дело в том, КАК воспринимали египтяне свое положение. Существующий порядок вещей стал невыносимым, хотя десятилетия и десятилетия главной мудростью египтянина была максима: «терпение – добро!» Терпи унижения, терпи безработицу, терпи скандальный разрыв между богатыми и бедными, терпи несправедливость и произвол судей, чиновников, полицейских. Терпи невозможность реализовать свои таланты. Не протестуй. Да воздастся тебе в другом мире за твою добродетель и терпение в этом мире.

А уровень образования быстро рос, а спутниковые каналы показывали достойную, красивую, свободную жизнь. А Интернет и мобильные телефоны стали доступы миллионам. А люди знали и видели, что небелые, неевропейцы – японцы, корейцы, а затем и китайцы – поднимались все выше, жили все лучше. А арабская нефть и арабский газ куда-то утекали.

Как же так? Мы же – древнейшая цивилизация на земле! Мы – умм ад-дунья – то есть мать мира! У нас же лучшая в мире религия – ислам. На нашем, на арабском, языке ниспослан великим Аллахом на землю Коран!

И внутри, в сердце, в мозгу нарастал крик «Хватит!», который до времени не выплескивался наружу.

Выплеснулось. Люди вышли на улицы и площади. Жертвы от рук полиции раскалили ненависть к режиму добела. Крик в адрес президента Мубарака: «Уходи!!!» стал всеобщим.

Революция свершилась. Или как бы свершилась?

О том, что происходило в Египте после революции было сказано в предыдущей главе. Поэтому ограничимся лишь схематичным описанием событий, которые привели к выборам в парламент и триумфу исламистов.

Высший совет вооруженных сил Египта объявил о проведении парламентских выборов в три этапа по трем регионам страны, начиная с конца ноября 2011 года, а затем и президентских выборов. Две трети членов парламента должны избираться по партийным спискам, треть – как независимые кандидаты. Обещания, данные населению, частично выполнялись. Была распущена правящая партия НДП, проведен референдум по изменению антидемократических статей в конституции, арестованы влиятельные коррупционеры, в том числе из высших эшелонов власти, начаты против них процессы, кое-кто из них был осужден на длительные сроки.

В соответствии с конституционной декларацией, президент Египта будет избираться на четыре года не более двух сроков подряд. При этом он обязан назначить вице-президента в течение 60 суток после своей инаугурации. В законе закреплено право народа на проведение мирных санкционированных протестных акций и гарантируется свобода слова. Декларация будет действовать до утверждения новой конституции Египта вновь избранным парламентом и проведения общенационального референдума по ее принятию.

Независимо от результатов выборов армейское руководство стремилось оставить за собой функции гаранта устойчивости управления страной и не планировало проведения коренных изменений в вопросах государственного устройства. Но брать на себя всю ответственность было рискованно в условиях нарастающих экономических проблем, роста преступности, требований западных стран провести реформы и демократизацию.

Опасность экономического хаоса, ухудшение безопасности, социальных волнений и конфессиональных междоусобиц вполне была реальной. Уже упоминалось о том, насколько египетское общество потрясли кровавые столкновения между коптскими демонстрантами и армией 9 октября 2011 года у здания телевидения. Новые столкновения с десятками жертв произошли после объявления военными намерения сохранить контроль над страной и после выборов. Высший совет вооруженных сил сделал шаг назад. Было сменено правительство. «Братья-мусульмане», которые шли к победе на выборах, предпочли не поддерживать протестующих, чтобы не сорвать голосование.

Давление снизу нарастало: народ хотел быстрее получить хоть какие-то материальные дивиденды от революции, в то время как и финансовые средства, и лимиты для новых популистских мер были исчерпаны.

Реальные доходы населения уменьшались. Хрупкую социальную стабильность поддерживали субсидии на лепешки, растительное масло, сахар.

Революция вернула людям человеческое достоинство и свободу. А как с социальными достижениями? Их пока не было, и они не предвиделись. И вот на волне народной революции начались массовые забастовки от Александрии до Асуана. Они были формально запрещены военными, но продолжались в других формах.

Многие обозреватели считали, что прежний революционный потенциал в Египте, как и в Тунисе, был исчерпан. Нужно было говорить уже о контрреволюционных мерах новых властей, направленных на сдерживание требований масс. В условиях нарастающего хаоса, завышенных ожиданий, когда толпа почувствовала свою силу, реформы не приводили к желаемым целям. В обществе чувствовалась тоска по сильной руке, по сильному лидеру для стабилизации обстановки.

Но пока общенационального лидера не было, исламисты усиливали свое влияние. Салафиты действовали через свое политическое крыло – партию «Аль-Нур». Они были обязаны включить в свои списки кандидатов – женщин, но вместо их портретов поместили цветочки.

Особняком стояла старейшая политическая партия Египта Вафд. На фоне многих десятков новых, никому неизвестных организаций, ее название было на слуху. Любой египтянин, мало-мальски знакомый с историей Египта в XX веке, знал, что она была лидером революции 1919 года. Ее нынешнее руководство осторожно маневрировало: она состояла в «Демократическом альянсе» вместе с «братьями», но вышла из него, сохранив с ними точки соприкосновения; одновременно ее старые либеральные традиции позволяли ей находить общий язык с другими светскими партиями.

Серьезной силой были члены распущенной Национально-демократической партии. Она была запрещена, ее имущество конфисковано. Но на местах, особенно в Верхнем Египте, оставалось немало ее сторонников с широкой электоральной базой, местные влиятельные политики, землевладельцы, предприниматели. Их отношения с режимом Мубарака строились как бы на «договорной основе»: мы поддерживаем тебя, ты помогаешь нам. Они выступали и как независимые кандидаты, и как члены новых политических партий.

На первом этапе выборов «братья-мусульмане» и их союзники получили 49 %, партии салафитов неожиданно вышли на второе место с 20 %, Вафд – 11 %, «Блок Египет» – едва набрал 10 %.

Таковы были реалии Египта.

Волна арабских революций докатилась до Ливии и переросла в гражданскую войну между оппозицией и сторонниками режима полковника Муаммара Каддафи, сопровождаемую иностранным военным вмешательством.

Важно отметить, что среди причин волнений не называют стремление «получить кусок хлеба с маслом». В Ливии не было нищеты, правительство строило кварталы дешевого и волне приличного жилья, было доступным образование и медицинское обслуживание, пособия по безработице. Пустынная огромная страна с населением 6,5 миллиона человек была покрыта прекрасными дорогами. На базе источников подземных вод была построена целая искусственная река. Имея самые крупные в Африке запасы нефти, Ливия была третьей по размерам производителем на континенте, а ВВП составлял около 12 тыс. долларов на душу (примерно как в России).

В результате быстрого демографического роста молодое поколение Ливии составляет 40–50 процентов населения. Почти все они живут в городах. По данным официальной ливийской статистики, уровень безработицы среди граждан Ливии в 2009 год составил 20,7 %, т. е. оказался формально самым высоким среди всех стран региона. Молодежь получила образование, но с работой были проблемы. Рос накал неудовлетворенных желаний, чаяний, надежд, амбиций. Рабочих мест хватало, но они были не престижны и низкооплачиваемы. Их занимали иммигранты – около миллиона – полутора миллионов человек из разных стран, в основном египтяне. Они не бунтовали – они приехали на заработки – и не находили общего языка с недовольной ливийской молодежью.

Молодежь – точнее ее значительная часть – не верила в лозунги режима, была возмущена растущей коррупцией, оскорблена полицейским произволом, информационной закрытостью страны. Поведение Каддафи, его форма правления их не устраивали.

Когда Тунис и Египет показали успешные примеры свержения прежних правителей, часть молодежи, объединенная информационными технологиями, вышла на улицы. Знамя восстания подхватили организации исламистов, различные группировки недовольных светскими устремлениями Каддафи.

Важно отметить, что на первом этапе наибольший успех у восставших бы в восточной части страны – Киренаике – оплоте суфийского ордена сенуситов, оппозиционного власти. Ведь свергнутый 42 года назад ливийский король был главой этого ордена. У восставших появились прежние королевские флаги.

В Бенгази был создан аморфный Переходный национальный совет.

Раздавались призывы создать в Киренаике режим халифата.

В Ливии вспыхнула гражданская война.

Каддафи ответил мобилизацией своих сторонников – из армии, полиции, верных племен, наемников, отрядов «своих» ополченцев. Появились первые убитые, затем восставшие захватили оружие на разгромленных полицейских участках и военных базах, вооружились. В столкновениях стали гибнуть десятки и сотни людей.

Стоит отметить достаточно жесткий национальный характер ливийцев – готовность сражаться. Ведь итальянцы потратили в начале прошлого века почти 20 лет на завоевание этой страны. Образцов для подражания у Каддафи было много. В своей речи 22 февраля он ссылался и на американское вторжение в Ирак для насаждения там «демократии», и на израильскую расправу с сектором Газа, и (увы! для нас) на расстрел российского парламента по приказу Бориса Ельцина.

Проправительственные войска, имея на вооружении тяжелую технику, танки, самолеты, вертолеты, начали контрнаступление и подошли к оплоту восставших – второму по величине городу Бенгази. Руководитель ЦРУ США заявил, что силы, верные Каддафи, «победят».

США и страны НАТО рассчитывали на возможность повторения египетского или тунисского вариантов и в Ливии. Но, оказалось, что позиции существующего режима гораздо прочнее, чем в Египте и Тунисе. Поэтому когда встал вопрос о возможной военной победе сил Каддафи над оппозицией в разгоравшейся гражданской войне, США и страны НАТО приняли решение оказать оппозиции вооруженную поддержку авиационными и ракетными ударами. Это было сделано на основе резолюции 1973 Совета Безопасности ООН, которая, впрочем, «исключает иностранные оккупационные силы в любой форме в какой-либо части ливийской территории». Толкуя расширительно резолюцию 1973 Совбеза, вооруженные силы НАТО более 7 месяцев с помощью авиационных (более 10 тысяч бомбежек!) и ракетных ударов расчищали путь к военной победе повстанцев. Действия авиации НАТО координировали спецподразделения, направленные из Великобритании и Франции.

Участвовать в войне против сил Каддафи согласились ОАЭ и Катар, направив туда несколько своих самолетов. Поддержать переходный совет в Бенгази согласилась Саудовская Аравия и Египет.

Авиа- и ракетным ударам подверглись ливийские ПВО, флот, тяжелая боевая техника, командные пункты. Была организована «охота» лично на Каддафи с воздуха в надежде, что смерть лидера покончит с режимом. «Охота» завершилась через семь месяцев его убийством. Он был ранен в результате авиаудара НАТО в своем последнем оплоте – городе Сирте и захвачен в плен. Его буквально растерзали под наведенными видеокамерами, а потом захоронили тело где-то в пустыне.

Оппозиционеры, в рядах которых немало крайних исламистов, захватили большие склады оружия. Есть данные о его утечке и передаче в руки ячеек «Аль-Каиды» в других странах.

Благодаря своевременно принятым прежним руководством Ливии мерам, удалось сохранить значительное количество боевой техники различного назначения, в том числе пусковые установки оперативно-тактических и тактических ракет, танки, самолеты, вертолеты. Этому способствовало выведение их из-под воздушных ударов, рассредоточение в жилых кварталах городов, использование маскировки. Кроме того, для сокращения потерь в живой силе и военной технике подразделения сухопутных войск практически отказались от применения в ходе наступления тяжелых видов вооружения и перешли к использованию автомобилей повышенной проходимости.

Наступление повстанцев и ведение ими полномасштабных боевых действий против группировки вооруженных сил М. Каддафи даже при интенсивной огневой поддержке авиации многонациональных сил затянулось на многие месяцы. Негативно сказывалось отсутствие поддержки действий ПНС и резкое осуждение иностранного военного вмешательства значительной частью местных племен и кланов.

Но в конце концов первая фаза борьбы завершилась поражением сил, верных Каддафи, и крушением его режима. ПНС стал реальным и международно признанным правительством Ливии. Но многие задаются вопросом: а не создан ли с помощью НАТО политический монстр, с которым его западные спонсоры просто не справятся?

На подконтрольной ПНС территории активизируют свою деятельность экстремистские группировки. В частности, «Аль-Каида исламского Магриба» наладила контрабанду попавших в руки ливийских мятежников вооружения и боеприпасов в Египет, Тунис, Судан, Алжир, а также в кризисные районы за пределами Ближнего Востока и Северной Африки.

Значительная часть представителей вооруженной оппозиции (по некоторым данным 15–25 %) прошли подготовку в тренировочных лагерях исламистов в Афганистане и Пакистане, принимали участие в боевых действиях в Ираке. Вместе с тем силы «Аль-Каиды» активной открытой роли в ливийских событиях не играли. Исламисты занимали выжидательную позицию и выстраивали свою деятельность в зависимости от складывавшейся обстановки. Не исключено, что после победы ПНС они постараются усилить свои позиции в рамках новой власти.

Переходный национальный совет под аплодисменты западных спонсоров говорит об «установлении власти закона», «строительстве демократического государства», «установки политического плюрализма». Но в реальности нет сил, которые могли это осуществить. Страна не имела институтов гражданского общества, да и реально действующих государственных структур. Создать это десятком декретов невозможно.

Власть Каддафи базировалась на кооптации племен во власть, и проблема взаимоотношений между племенами будет в значительной степени определять будущее страны при новом режиме. Был сложный баланс веса племен во власти, в экономических доходах, в распределении стипендий на учебу и т. д. Ливийские лидеры приходили во власть отнюдь не в результате выборов. Племенные связи играли и будут играть важнейшую роль в условиях, когда не было и нет других институтов.

Если рассматривать вероятность распространения революционных перемен на другие арабские страны, то в первую очередь речь пойдет о Сирии, Алжире и Йемене.

18 марта 2011 года огонь распространился на Сирию, и с тех пор не мог быть потушен, хотя Асад утверждал, что Сирия – «это не Египет и не Тунис», а его режим в отличии от режимов Мубарака и Бен Али пользуются поддержкой сирийских граждан благодаря своей сильной антиизраильской и антиамериканской позиции.

В Сирии не было такой крайней бедности, как в Египте, но недовольство нарастало. В Сирии много университетов и, как в Египте, выпускники часто не имеют работы. Молодое поколение было частично деполитизировано. Кровавые войны в Ливане и Ираке убеждали многих, что стабильность и безопасность – это то, что не стоит разрушать. Но демографические проблемы, высокий уровень безработицы, особенно среди молодежи, коррупция, полицейский произвол создавали антиправительственные настроения. Экономическая либерализация позволяла делиться доходами между элитой алавитов и суннитов, но трения сохранялись. Сам Асад сравнительно молод – ему 45 лет, он подавал себя как антизападного и, конечно, антиизраильского лидера. В Сирии многие рассматривали падение Мубарака как свидетельство краха проамериканского президента, ставшего союзником Израиля.

Судя по тому, как развиваются события в Сирии, устойчивость режима Асада поставлена под большой вопрос. Все социально-политические причины, вызвавшие взрыв в Тунисе и Египте, явно присутствуют и в Сирии. Причем подспудно зрели они давно. Триада баасистской идеологии – единство, свобода и социализм – потеряла свою мобилизирующую роль и привлекательность в арабском мире. Монополия партии БААС на власть также стала анахронизмом для населения страны, открытой для внешнего мира и с довольно высоким образовательным уровнем. Потеряв идеологический ореол, режим партии БААС терял и социальную опору, приобретая все более открытый конфессиональный (алавитский) характер. Узость властной базы компенсировалась усилением роли репрессивного аппарата и клановых связей среди алавитского меньшинства. Режиму удалось на время сохранить преданность армии и сил безопасности.

В Сирии киберактивисты призывают к продолжению протестов.

Смести баасистский режим пока, на декабрь 2011 года, не удалось, но основы его подорваны.

В стране создался порочный круг: протесты, насилие, новые протесты, растущие вооруженные столкновения между противниками и сторонниками режима. На все накладывается яростная информационная война, которую ведут против баасистского режима телеканалы «Аль-Джазира», «Аль-Арабийя» и другие, при поддержке почти всех телеканалов в арабских странах, печатных СМИ. Все они подталкивают страну к гражданской войне. На сторону оппозиции встали правительства стран Запада и монархии Персидского залива.

До сих пор, на декабрь 2011 года, нет ответа на вопрос, справится или нет с революционными волнениями Башар Асад, даже если предположить, что израильские и американские спецслужбы пока (!) не работают против него. У арабских революций своя логика и своя динамика. А сирийские «братья» не забыли, как в 1982 году Хафез Асад (отец нынешнего президента) утопил в крови с тысячами жертв восстание «братьев» в городе Хаме. У наследников того восстания свои счеты и с алавитами – костяком правящей партии, офицерства и генералитета, и с семейством Асада, и с его окружением. Ясно, что почти бескровные египетские или тунисские варианты в Сирии не пройдут. А представители «интернет-молодежи», сидящие в Ливане или Иордании через сеть социальных связей, гнут свою линию – «Долой баасистский режим!». В ответ – массовые репрессии с участием армии. Уравнение со многими неизвестными…

Социальные волнения перекинулись на Алжир. Люди требуют работы, улучшение условий труда и более высокие зарплаты. Есть некоторая опасность превращения социального протеста в политический. Элементы демократии существовали и существуют в Алжире. Но ведь в свое время, всего лишь 20 с небольшим лет назад, когда страна стояла перед реальной угрозой захвата власти исламистами через урны для голосования, произошел военный переворот. Все, кто находится у власти, должны учитывать мнение командования армии. В Алжире в 90-е годы прошлого века и в первые годы нынешнего фактически шли военные действия между правительственными войсками и исламистами. За 10–15 лет ползучей гражданской войны в Алжире, по некоторым данным, были убиты почти 100 тысяч человек. С тех пор в стране действует режим чрезвычайного положения. Отмена его – одно из требований демонстрантов.

В отличие от Сирии алжирский режим имеет больше резервов, в первую очередь финансовых. Президенту Бутефлике удалось придать военной власти фасад демократичности. Армия в Алжире остается более монолитной, чем в Сирии или в Йемене и по-прежнему является гарантом стабильности. К тому же у алжирцев за время борьбы с исламистским терроризмом (с 1992 г.) накопился значительный опыт противодействия антирежимным акциям. Светская оппозиция разобщена. Пока военные контролируют ситуацию, смена власти там демократическим путем вряд ли возможна.

В то же время алжирские власти быстро отреагировали на вспышки массовых волнении, приняв комплекс социальных и политических мер, призванных сбить протестную волну, вызванную «эффектом домино» из Туниса и Египта. Отменен действовавший с 1992 года закон о чрезвычайном положении. Расширен доступ к независимым средствам массовой информации. Выполняются программы по повышению уровня жизни населения, ликвидации безработицы среди молодежи, предотвращению роста цен на продукты первой необходимости.

В сложившихся условиях повышен статус национальных вооруженных сил. На них возложены задачи по координации действий всех силовых структур в интересах стабилизации обстановки и борьбы с терроризмом.

На случай резкого обострения ситуации в республике президент А. Бутефлика рассматривает вариант отставки действующего правительства, а также проведения досрочных выборов главы государства и парламента страны. При этом он не намерен выдвигать свою кандидатуру на новый срок.

В алжирском обществе, пережившим свою «демократическую весну» в конце 80-х – начале 90-х годов, еще свежи тяжелые воспоминания о последовавшей за этим многолетней гражданской войне. Психологическая атмосфера (пока) не способствует накоплению критической массы, способной смести режим, как это было в Тунисе и Египте.

В долгосрочном плане нельзя недооценивать опасность негативного влияния на Алжир ситуации в Ливии и укрепления там позиций исламистов.

Специфическая обстановка сложилась в Йемене, где почти 40 лет существовал авторитарный режим президента Али Абдаллы Салеха. Это одна из самых бедных и отсталых арабских стран, с мертвящей бюрократией и всеобщей коррупцией. Власть одновременно должна была противодействовать полупартизанским операциям мусульманских экстремистов на севере страны и сепаратистам на юге. Здесь особую роль играют противоречия между племенами и между умеренными шиитскими группировками (зейдитами) и суннитами. В конце концов, окончательный исход этих событий будут определять крупные конфедерации йеменских племен. Хотя «сомализацию» страны нельзя исключать.

Режим Салеха в Йемене, по сути дела, сдавал свои позиции, но оттягивал решение. Вопрос сейчас в том, когда это будет формализовано и какова альтернатива этому режиму. Салех в ноябре прошлого года по соглашению с оппозицией передал власть своему вице-президенту в обмен на иммунитет от любых судебных преследований и обещал провести новые выборы в марте 2012 года.

Йемен после поражения сети «Аль-Каиды» в Саудовской Аравии стал наиболее уязвимым перед лицом исламского экстремизма.

В отношении Йемена Соединенными Штатами была избрана линия «конструктивного давления», которая при посредничестве Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива привела к выработке плана мирной трансформации режима путем передачи власти переходному коалиционному правительству с последующим проведением президентских выборов. Однако говорить о возможности становления демократического режима в очень бедной, еще вчера – средневековой стране – просто рано. О вмешательстве НАТО речи не идет – в стране почти нет нефти…

Королевские режимы в Марокко и Иордании имеют свою специфику. Там правят довольно молодые, хорошо образованные монархи, которые заранее начали сверху проводить кое-какие реформы, расширять демократическое представительство масс, вести диалог с мусульманской оппозицией. Обе династии считаются прямыми потомками пророка Мухаммеда и пользуются почитанием среди верующих. Правда, бедность населения, нехватка ресурсов, не позволяющие удовлетворить запросы масс, поднимают накал именно социальной напряженности, хотя не вызывают (пока?) антикоролевских движений. Естественно, что здесь остается множество неизвестных.

Марокко является конституционной монархией с избираемым парламентом. Но конституция позволяет королю распускать законодательное собрание, вводить чрезвычайное положение и определять ключевые назначения в правительства. Звучат требования к властям внести изменения в конституцию. В ноябре 2011 года в относительно свободной обстановке прошли выборы в новый парламент, на которых победу одержали исламисты.

Можно полагать, что монархические устои в этих двух странах менее уязвимы, они могут сохраниться, пройдя существенную трансформацию. Короли Иордании и Марокко, представляющие новое поколение арабских лидеров, восприняли происходящее в высшей степени серьезно и готовы к дальнейшим реформам при финансовой поддержке Запада.

Что касается аравийских монархий (не считая Бахрейна), то тенденция серьезного противодействия верховной власти в этих странах пока не прослеживается. Эту пятерку условно можно разделить на две части по характеру политического режима. В Саудовской Аравии установилась, по сути дела, традиционная монархия, с принципами правления, заложенными еще основателем королевства Абдель Азизом (Ибн Саудом), а позднее королем Фейсалом. В Кувейте, ОАЭ, Катаре, Омане правящие семейства управляют авторитарно, но более мягкими, патерналистскими методами.

Вопрос заключается и в том, есть ли в самих аравийских государствах достаточно потенциала для революционных перемен. На данном этапе, видимо, нет. Скорее всего трансформационные процессы в этой части арабского мира будут протекать эволюционно. В Саудовской Аравии медленно, в других монархиях, возможно, быстрее. Коренное население не настроено антимонархически. Его либеральная часть (по местным меркам) выступает за ограничение власти короля и введение монархического строя в конституционное русло.

Искусственный перенос анализа социально-политической ситуации Египта или Туниса на такие специфические страны, как аравийские монархии, мог бы просто исказить картину.

В крошечном островном королевстве Бахрейн с миллионом населения по примеру тунисцев и египтян началось массовое народное движение против королевского режима. На Бахрейне находятся база и штаб-квартира 5-го военно-морского флота США, постоянно дислоцированы несколько тысяч американских военных. Подчеркнем, что в каждой стране своя специфика. На Бахрейне режим представлен суннитской правящей династией, в то время как население на 70 процентов – шииты. Сунниты занимают высшие посты в администрации, компаниях, ведущие позиции в экономике. Поэтому религиозные протесты сочетаются с протестами социальными. Уровень жизни на Бахрейне высок, даже среди шиитов. Но оскорбленное чувство человеческого достоинства, нежелание шиитов быть людьми второго сорта подталкивали их на восстание. Королевский режим не потерял своей основы, контроль над армией и полицией, но делал одну уступку за другой. Естественно, что шиитскую оппозицию подогревала иранская пропаганда.

Чувствуя шаткость своей ситуации, правительство Бахрейна пригласило в страну войска из Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов. Около двух тысяч военнослужащих из этих стран заняли позиции для защиты государственных зданий и объектов инфраструктуры, пытаясь избежать столкновений с демонстрантами. Представители шиитского большинства заявили, что произошла оккупация их страны. Тегеран сделал по этому поводу несколько резких заявлений, но дальше риторики не пошел.

Король Бахрейна ввел режим чрезвычайного положения. Полицейские и армия силой выбили демонстрантов с Жемчужной площади, используя слезоточивый газ и резиновые пули. Палатки демонстрантов были сожжены. Были жертвы.

Арабо-иранские и суннитско-шиитские противоречия остаются существенным компонентом общей кризисной ситуацией и в зоне Залива и в целом на Ближнем и Среднем Востоке. При этом наблюдается значительное усиление позиций в регионе Ирана и Турции, как с учетом роста их экономического веса, так и принимая внимание намеченный уход вооруженных сил США из Ирака и Афганистана.

Установление политического доминирования шиитов в Ираке и массовые антиправительственные выступления шиитов на Бахрейне вызвали огромную озабоченность в странах Персидского залива. В политических заявлениях и в СМИ делается упор на активную поддержку Ираном бахрейнских шиитов. Конкретных данных о вмешательстве Ирана в дела Бахрейна пока нет, хотя риторика Тегерана была жесткой и воинственной.

Аравийские режимы, чувствуя усиление и активизацию шиитов и в какой-то степени ослабление позиции суннитов, призывают Запад занять жесткую позицию по отношению к Ирану. Достаточную активность проявляет здесь Саудовская Аравия, учитывая, что часть населения в этой стране, особенно в Восточной (нефтяной) провинции, – шииты (по некоторым данным около 10 % всего населения королевства).

Официальная пропаганда Ирана пытается изобразить нынешние арабские революции как продолжение иранской революции 1979 года. Тегеран активизирует старые свои связи и сотрудничество с Хизбаллой в Ливане и движением ХАМАС в секторе Газа.

Суннитско-шиитские противоречия, уровень их накала будет зависеть и от ситуации в Сирии. Если произойдет крушение нынешнего баасистского режима в Сирии, то волнения могут перекинуться и на Ливан и Иорданию. Тогда суннитско-шиитские противоречия еще более обострятся.

Иран попытается взять реванш (хотя и совершенно неадекватный) в Йемене, где значительная часть населения принадлежит к шиитской секте зейдитов.

Революция в Египте изменила расклад в суннитско-шиитских отношениях в целом регионе. Главная суннитская страна региона – Египет после революции поставил задачи нормализовать отношения с Ираном. Прорабатывается вопрос о восстановление дипломатических отношений.

Ясно, что США будут активно поддерживать и поддерживают революционное движение в Иране с помощью спецслужб, денег, информационных технологий. Но они поддерживают это протестное движение для того, чтобы свергнуть режим своего врага на Ближнем и Среднем Востоке, устроить там «цветную революцию». Режим, который необычайно усилился и окреп после того, как США одной рукой разгромили и уничтожили власть Саддама Хусейна в Ираке – противника Ирана, а другой – власть талибов в Афганистане, тоже противника Ирана.

В Иране растет недовольство «властью мулл». Движущие силы протестов похожи на те, которые существуют в Египте, – городской образованный или полуобразованный средний класс. Но власть имущие в Иране пока что гораздо более мощные и сплоченные и готовы применить силу против бунтующих.

Конечно, образованный средний класс в Саудовской Аравии на события смотрел по-другому, кое в чем морально поддерживая восставших в других арабских странах. Саудовские блогеры осуждали правительство за то, что оно дало бывшему правителю Туниса Бен Али убежище. Но для одних он был диктатор, для других – почти безбожник, слишком светский правитель. Кто-то жаловался на недостаточный уровень зарплаты, плохие школы, нехватку рабочих мест.

Среди сторонников революции по египетскому пути в Саудовской Аравии могут быть какие-то представители городского среднего класса. Но и им надо выбирать между сравнительным материальным благополучием и потенциально опасными последствиями бунта. В королевстве действует разбросанная по всей гигантской территории королевская семья, точнее – клан из более пяти тысяч человек. За штурвалами самолетов сидят в основном члены королевской семьи, они – в аппарате всех ведомств, в армии, полиции, в главе многих провинций. В Саудовской Аравии находятся главные святыни ислама – Мекка и Медина, и религиозный истеблишмент имеет глубочайшие корни. Призывы к восстановлению основ ислама в Саудовской Аравии прозвучали бы просто смешно, потому что в стране нет другого права, кроме шариата. Власть опирается не только на сильные полицейские структуры, но и на национальную гвардию, которая формируется из верных династии племен «голубой крови». Что касается рабочих – семи-восьми миллионов иммигрантов из Пакистана, Бангладеш, Филиппин и некоторых других стран, – то они приехали сюда не для того, чтобы остаться и получить саудовские права, а для того, чтобы заработать денег и уехать.

В стране скопились огромные финансовые ресурсы. Они направляются на диверсификацию экономики, создание новых рабочих мест, на социальные цели.

У правительства достаточно широкий выбор средств для того, чтобы ослабить любую оппозицию. Оно может прибегать к репрессиям, пропаганде, племенным связям, к патронажу. Престарелый (87 лет) король Абдалла перед возвращением после лечения в страну объявил о социальной программе в 37 миллиардов долларов на помощь бедным, отсрочку кредитов, на строительство жилья. Были расширены кое-какие права женщин. Но отметим, что любые шаги к какой-либо «демократизации» раньше давали преимущества крайним антизападным исламистам в Саудовской Аравии, поэтому просто призыв к «свободным» выборам – опасный лозунг даже для скрытых либералов.

Только в Восточной провинции, где есть достаточно многочисленное шиитское население, мог бы вспыхнуть массовый протест. Но религиозные лидеры там очень осторожны. Они боятся обвинений в том, что играют роль «пятой колонны» Ирана. Конечно, пожилые авторитеты могут потерять контроль над улицей. Прошли демонстрации, в которых участвовали несколько сот человек. Но у большинства саудовцев пока что вряд ли есть желание увидеть в стране революцию. Правда, они хотят реформ и меньше коррупции.

Проблема и в том, что сейчас правители заняты вопросом престолонаследия и плохим здоровьем очень пожилых членов королевской семьи.

Роль личностей

Существенной причиной слабости авторитарных режимов перед лицом революций и движений протеста стал кризис личной власти лидеров, их возраст и слишком долгое нахождение на вершине пирамиды власти.

Общество, которым они руководили, кардинально менялось, а они сами просто теряли связь со своими народами.

Какие бы заслуги они ни имели в прошлом, подобная ситуация означала, в частности, политический застой, невозможность для правящих элит держать руку на пульсе настроений значительной части населения.

В условиях отсутствия перемен шло формирование замкнутых группировок, и, каковы бы ни были намерения верховной власти, создавались условия для все большей коррупции. Она распространялась и на самих лидеров, и на их семьи. Сосредоточение в руках правящих группировок основных рычагов авторитарной власти и экономических ресурсов затрудняло или делало невозможными реформы. Жесткий контроль за кадровыми передвижениями в госучреждениях и в бизнес-структурах ограничивает возможности молодежи.

Мы уже отмечали, что отличительной чертой правления Бен Али стал явный и откровенный расцвет коррупции и семейственности. С помощью жены он набивал тайники в своих дворцах миллионами евро и долларов, золотом и бриллиантами. Все это было обнаружено после его поспешного бегства. Он утратил чувство реальности, перестал учитывать настроения населения. Достаточно было искры, чтобы гнев общества выплеснулся на улицы.

В своей последней речи президент Мубарак заявил: «Это выступление отца, обращенного к своим сыновьям и дочерям». Возможно, он искренне верил в то, что говорил. Его обращение вызвало издевательский смех собравшихся и вопль из миллиона глоток: «Уходи!!!». Через несколько часов он подал в отставку.

Когда записывали последнее обращение Мубарака к нации, он дважды терял сознание.

За всем этим скрывалась личная трагедия, которая объясняет упрямое непонимание президентом своих «сыновей и дочерей», упрямство, которое поставило Египет на грань разрушения и – не исключено! – гражданской войны. Президент – в свои 82 года – верил, что он единственный, кто может спасти страну от сползания в пропасть. Но насколько другими стали ее граждане за 32 года его правления!

Встав во главе государства после того, как террористы убили Анвара Садата, Хосни Мубарак освободил из тюрем большинство заключенных. Он постарался восстановить отношения с арабскими странами, порвавшими их с Египтом после того, как тот заключил мир с Израилем.

Хотя широко распространялись слухи, что якобы он лично и его семья награбили многие миллиарды долларов, ряд дипломатов в Египте считали это большим преувеличением. «По сравнению с клептократами в других странах, я не думаю, чтобы президент Мубарак как-то выделялся, – говорил один из послов в Каире, который предпочел остаться анонимным. – Конечно, в Египте была коррупция, но, насколько я знаю, президент и мадам Мубарак жили достаточно скромно». Но при оценке бизнеса его сыновей такие щадящие оценки не высказывались никогда.

Мубарак не ожидал такого конца своей карьеры и своей жизни. Как командующий египетской авиацией, получивший военное образование в СССР, он был героем войны 1973 года против Израиля. Когда в 1975-м Анвар Садат пригласил его в свой дворец, Хосни Мубарак ожидал, что ему предложат какой-нибудь важный дипломатический пост. Но Садат возвел генерала, не имевшего политических амбиций, на пост вице-президента. 6 октября 1981 года Садат и Мубарак сидели на параде рядом друг с другом, когда радикальные исламисты в военной форме убили Садата.

Так Хосни Мубарак стал во главе страны. За годы его правления развились промышленность и туризм, многие сотни тысяч человек получили университетское образование, миллионы стали пользоваться Интернетом, в каждом доме появились телевизоры. Но Мубарак, окруженный лизоблюдами, не понимал, насколько изменилась страна. Его партнером по семейной трагедии была жена Сюзан, которая хотела вырастить из сыновей смену отцу.

Старший сын Аля был бизнесменом, футбольным фанатом и не играл в политику.

Младший, Гамаль, стал как бы необъявленным наследником отца. Именно Гамаль со своими друзьями заговорил о династиях политиков Кеннеди, Бушей, Клинтонов в США, не говоря уж о династиях фараонов.

Весной 2009 года 80-летний Мубарак установил нормальные отношения с президентом Соединенных Штатов Бараком Обамой, как и с предыдущими американскими президентами. Обаму убедили, что Мубарак – единственный человек в стране, который может сохранять стабильность в Египте, давить экстремистов и удерживать свою армию в рамках мира с Израилем. Буш пытался говорить о демократизации арабского мира, но Мубарак выглядел солидным, непроницаемым, как сфинкс.

Гамаль примерно десять лет готовился к тому, чтобы стать политическим деятелем. В Лондоне он работал в «Бэнк оф Америка», а затем создал свою собственную компанию «Мединвест». Она стала успешным бизнес-проектом, и Мубарак-младший заработал сотни миллионов долларов, очевидно, используя свое положение сына президента.

Но у Гамаля не было данных политического лидера, не было харизмы. «Он учился в Американском университете в Каире и был умненьким юношей, – говорили его друзья. – Гамаль много читал, многому научился, стал хорошим банкиром, специалистом по инвестициям. Он был технократом, но не политическим деятелем. Он не чувствовал настроения людей, настроения народа, он не мог стать лидером или правителем».

А тем временем вокруг Гамаля, ставшего неформальным главой Национально-демократической партии, собрались жадные до денег и власти «жирные коты». Некоторые из них действительно понимали, что экономику надо модернизировать. Либерализация, приватизация и развитие телекоммуникаций уже меняли ландшафт бизнеса.

В Египет потекли иностранные вложения, экономика росла, сложился новый класс сверхбогатых. Их образ жизни вызывал негодование и ненависть миллионов людей, а также образованной молодежи. В то же время недовольство высказывали и военные, и органы безопасности, являвшиеся реальной базой режима Мубарака. Они не хотели видеть во главе государства его сына.

Весной 2010 года звезда Гамаля уже заходила. Отец не верил в его политическое будущее, а генералы не хотели видеть в Гамале лидера. Хосни Мубараку сделали операцию по удалению желчного пузыря в Германии. Он ослабел физически, но по-прежнему считал себя незаменимым. Его ближайший советник (кстати сказать, по-своему умный и талантливый начальник разведки, потом руководитель всех египетских спецслужб) Омар Сулейман все время оставался в тени. Именно он, а также фактический руководитель Национально-демократической партии Ахмед Изз убрали всех политических оппонентов и сфальсифицировали выборы в парламент в 2010 году. В окружении Хосни Мубарака ему не оставалось замены. Старая генеральская гвардия была недовольна ни Гамалем Мубараком, ни окружающими его алчными бизнесменами.

Согласно материалам «Викиликса», американский посол в Каире характеризовал Сулеймана как «прагматика с очень острым и аналитическим умом». Телеграммы от американского посла определяют его как «наиболее удачный элемент» в американо-египетском сотрудничестве по поводу урегулирования мирного процесса на Ближнем Востоке. В телеграммах из американского посольства в Тель-Авиве сообщалось, что израильтяне очень высоко ценили Сулеймана. Израиль был бы очень доволен, если бы Омар Сулейман стал наследником Хосни Мубарака. Сулейман стал вице-президентом в последние дни правления Мубарака, в завершающем акте трагедии. Но оппозиционные группы и протестующие видели его лишь как продолжателя режима Мубарака и не верили ни одному его слову. У революций своя логика и своя психология.

Мубарак опирался на армию, но для того, чтобы сбить волны протестов, генералы уговорили его уйти в отставку. Глубокий старик, морально и физически раздавленный, уступил их требованиям. Говорят, что окружение Мубарака запрещало показывать ему телевизионные сюжеты сцен ликования миллионов людей на улицах Каира, когда было объявлено о его отставке. Генералы понимали, что армия не будет стрелять в народ. Дело могло бы кончиться кровопролитием и печальным концом для них самих. Мало того, старая генеральская гвардия попыталась перевести гнев людей на самых наглых из «жирных котов» – бывших министров, наиболее нажившихся на спекуляциях и грабеже собственного народа. Под давлением «улицы» Мубарак, его семья, десятки лиц из ближайшего окружения были арестованы и предстали перед судом. Впрочем появление Мубарака, больного и немощного старика, на носилках в клетке перед судом вызвало симпатии к нему части населения.

Лицом, брендом молодых организаторов восстания стал Уаэль Гонем – 30-летний компьютерщик, глава маркетинговой компании «Гугл» по Ближнему Востоку. Выпускник Американского университета в Каире, он был успешным менеджером. У него был опыт коммерциализации любого предложения, в том числе демократии, в формах, приемлемых для пользователей «Фейсбука». Это был инструмент, по его мнению, в борьбе с египетским полицейским государством.

Гонем вел две разные жизни: днем работал на свою фирму, а по вечерам и ночам создавал антиправительственные материалы на «Фейсбуке». В июне 2010 года молодой александрийский бизнесмен по имени Халид Саид, который поместил видео полицейских, употребляющих наркотики, был схвачен средь бела дня полицией в интернет-кафе. Его выволокли на улицу и избили до смерти. Фотография трупа, покрытого ссадинами и синяками, попала в Интернет. И тогда Гонем организовал новую страничку в «Фейсбуке» под названием «Каждый из нас – Халид Саид». Эта страница стала брендом борьбы против полицейской жестокости в Египте, сюда непрерывно поступали фотографии, видеозаписи, новости. Благодаря умелому отбору материалов и таланту Гонема эта страничка быстро превратилась в один из самых посещаемых оппозиционных египетских сайтов.

Молодой компьютерщик бросил вызов режиму и целому полицейскому аппарату. Гонем сохранял анонимность и взял псевдоним Аль-Шахид, что значит «жертвующий собой».

Когда 14 января протесты в Тунисе привели к падению диктатора, Гонем объявил, что в Египте можно совершить собственную революцию. Его веб-страницу посещали более 350 тысяч «фанов», и он предложил им участвовать в протестах 25 января, попросив «кликнуть»: «да», «нет» или «может быть». Через три дня пришло 50 тысяч «да». Но Гонем не был уверен, что те, кто в киберпространстве выразил готовность выйти на демонстрацию, на самом деле сделают это. Он не знал, каков будет результат. Несколько его товарищей по Интернету пытались координировать лозунги и формы организации в виртуальной сети с теми, кто раньше уже участвовал в реальных демонстрациях. Задача состояла в том, чтобы люди преодолели психологический барьер.

Гонем настаивал, что ни он, ни его товарищи не являются лидерами. Он хотел, чтобы люди почувствовали: они сами могут быть властью. У восстания не было вождей.

Видимо, за ним уже следили, и на следующий день его арестовали полицейские в штатском. Тогда же распространилось сообщение, что «Аль-Шахид» – именно Гонем. Восставшие на площади Ат-Тахрир объявили его своим символическим лидером и стали появляться на страничке в «Фейсбуке» под названием «Каждый из нас – Гонем».

Раскрытие имени спасло жизнь Гонему. С ним уже не решились расправиться и освободили на пике восстания. Он вдруг узнал, что стал как бы брендом народного восстания, чего он так хотел избежать. В своем интервью 7 февраля журналу «Ньюсуик» он сказал: «Это не входило в мои планы, я ненавижу эту роль. Но все уже вышло из-под моего контроля. Я не герой. Я просто обычный человек. Я делал самую простую вещь. Я просто писал в киберпространстве. А многие за это дело погибли».

Гонем знал призывы «Долой!», «Свобода!», «Достоинство!», программы же у него не было.

…Чтобы реально представить себе обстановку в Ливии, нужно понять, что за личность Каддафи, стоявший во главе страны более 40 лет. Молодой офицер, поклонник Гамаля Абдель Насера, лидера египетской революции 1952 года – антизападной и частично социальной – Каддафи организовал и успешно осуществил государственный переворот против короля в 1969 году. Затем Каддафи ликвидировал американские и английские военные базы, национализировал иностранные нефтяные компании, банки, собственность королевской семьи, земли итальянских колонистов и стал строить новую государственность. Как и Г.А. Насер, он установил тесное сотрудничество с СССР и стал закупать (и расплачиваться за закупки) горы советского оружия, но также заводы и технику.

Он был мечтателем. Он мечтал о создании единого арабского государства, объединившего для начала Египет, Ливию и Сирию или – Ливию, Тунис, Алжир, Марокко, Мавританию. Когда проекты провалились, он стал мечтать о создании Соединенных Штатов Африки – дело не пошло дальше деклараций. Он мечтал о создании справедливого общества. Запрещал частную торговлю, что создавало очереди и дефицит товаров в сравнительно богатой стране. Власть формально принадлежала народным комитетам, а на деле – усиливающейся бюрократии, полицейскому аппарату, его ближайшему окружению.

Но Каддафи был опасным, беспощадным мечтателем, диктатором. Чтобы сделать людей «свободными» и «счастливыми», он готов был уничтожать противников и несогласных. Счастье должно было быть навязано по его собственным лекалам. Несколько волнений, которые произошли во время его правления, были подавлены жестоко, с многочисленными жертвами. Он потерял связь с массами или, точнее, частью масс.

Он оставался бедуинским лидером, убежденным, что он – почти махди, что он несет человечеству «третью мировую теорию». Он вел себя настолько вызывающе и высокомерно, что отталкивал и арабов, и африканцев. Но с помощью ливийской нефти и миллиардных капиталов поддерживал свой авторитет.

США и страны Евросоюза после начала восстания оказались перед дилеммой. Ведь после периода антизападной (антиимпериалистической) реальной политики режим Каддафи стал устраивать Запад. Каддафи полупризнал ливийское участие во взрыве американского «Боинга», заплатив отступное семьям погибших по разным оценкам от 200 миллионов до 2,5 миллиардов долларов. Он отказался от производства ядерного оружия, выдав с головой пакистанцев, которые поставляли ему ядерные технологии. (Он все же был реалистом, и видел, как американцы вторглись в Ирак под предлогом не допустить производства атомной бомбы). Он вновь пригласил, правда, на выгодных для Ливии условиях, западные нефтяные корпорации в страну. Он заключил выгодные сделки на миллиарды долларов с Италией, Англией, США, Россией. Ливийские деньги были вложены в ценные бумаги и недвижимость в странах Запада. Начался процесс приватизации торговли, промышленности, банков, на чем наживалась ближайшее окружение Каддафи и иностранцы.

На его обычную антизападную и антиизраильскую риторику перестали обращать внимание.

В сентябре 2008 г. Триполи посетила госсекретарь Кондолиза Райс. Это был первый визит такого уровня с 1957 г. Райс заявила: «Настало время развивать конструктивное сотрудничество между Ливией и США».

Но после начала восстания страны НАТО сделали ставку на его свержение. Конец Каддафи известен.

С президентом Сирии Башаром Асадом многие связывали возможность реформ. Башар изучал офтальмологию в Лондоне, и у него элегантная жена, урожденная англичанка. Он свободно говорит по-английски и по-французски.

Но Асад был окружен родственниками, включая своего брата Махера Асада, который командовал 4-й бронетанковой дивизией, и своего шурина Асефа Шауката – шефа разведки. По слухам, они были готовы действовать беспощадно. Асад все время опаздывал.

С началом рыночных реформ (2006 г.) ведущие позиции в экономике сосредоточились в руках родственников Башара Асада и близких к ним предпринимателей. Символом коррупций и засилья семейного бизнеса в Сирии стало имя двоюродного брата президента Рами Махлюфа, который вынужден был уйти с политической арены в ходе протестов. Политические реформы не дало провести окружение президента.

Неутешительный прогноз в отношении будущего сирийского режима подкреплялся еще и тем, что президент явно опаздывал с реакцией на происходящее в стране. В первые недели волнений антиасадовских лозунгов почти не было. Лозунги отставки Асада и смены бааситского режима стали появляться после того, как был взят курс на силовые действия с применением оружия и вовлечением армии. После того, как было принято решение не идти на уступки под нажимом улицы, какие-либо политические реформы могли начаться только после подавления оппозиционных выступлений (если, конечно, удалось бы подавить). Правящая элита опасалась обвального характера реформ, как это было в Советском Союзе (намек на это содержался в выступлениях Б. Асада).

На декабрь 2011 года стоял вопрос, надолго ли могло хватить у режима ресурсов выживаемости – экономических, политических, военных.

Оппозиция находилась или внутри, в подполье, или в основном – за границей, где и был сформирован оппозиционный Национальный совет по образцу ливийского.

В Йемене президент Салех показал чудеса выживаемости путем политического маневрирования и гибкой тактики, сохранив преданность части армии и части племен. Его предупреждения о том, что немедленный уход президента со своего поста ввергнет страну в гражданскую войну и вновь расколет ее на Север и Юг, возымели временное действие. Ползучая гражданская война в декабре 2011 года продолжалось. Салех, наконец, согласился уйти, но оппозиция не довольна достигнутыми соглашениями.

Действует ли «вашингтонский обком»?

Официальный Вашингтон знал о растущей социально-политической напряженности в арабских странах, он правильно считал, что нужны реформы, но реформы – сверху, постепенно, демократизация в рамках союза с Западом. Программа «Большого Среднего Востока», как и слегка измененная программа «Нового Среднего Востока» была нацелена на трансформацию правящих в регионе элит по западным лекалам. Президент Джордж Буш в 2003 году в обращении к Национальному фонду в поддержку демократии заявил: «До тех пор пока Средний Восток остается местом, где свобода не процветает, он будет оставаться местом стагнации, недовольства и насилия, готовых для экспорта». Но в исследовании «Рэнд корпорейшн» говорилось: «Учитывая нынешнее негативное отношение населения региона к США, поддержку американских инициатив по реформам лучше всего проводить через неправительственные и некоммерческие организации». Не удались эти планы. То ли закостенели эти самые элиты в своих привилегиях и традиционных методах «тащить и не пущать», то ли перед их глазами стоял пример саморазрушения коммунистических номенклатур, которые попытались принять западные правила игры и рухнули. Но арабские элиты остались недвижимы. Формы и методы «демократизации по-американски» были отвергнуты лидерами арабских государств. А неправительственные организации снизу, выращенные на американские и западноевропейские деньги, оставались маргинальными под ударами полицейских дубинок и одновременно чужими для масс населения.

«Президент Обама в августе 2010 года поручил советникам написать секретный доклад о нестабильности в арабском мире. И те пришли к заключению, что в отсутствии всеобъемлющих политических изменений страны от Бахрейна до Йемена готовы к народному бунту», сообщала «Нью-Йорк таймс» 17.02.2011 г. Проект хранился в тайне.

На слушаниях в сенате США в феврале 2011 года представительница ЦРУ С. О’Салливен заявила о том, что в конце 2010-го разведка информировала американскую администрацию об угрозе возникновения нестабильности в Египте и ослабления власти Мубарака. «Но мы не знали, что станет спусковым крючком», – добавила она.

Революционный протест в арабском мире подпитывала целенаправленная американская и в целом западная пропаганда, поддерживали арабские телеканалы, которые продвигали западные ценности в арабской упаковке. После успеха некоторых «цветных революций» на постсоветском пространстве под прицелом оказались арабские страны. Взамен прежнего лозунга «Братьев-мусульман»: «Ислам – вот решение», «Коран – наша конституция» были вброшены новые лозунги: «Демократия – вот решение», «Права человека – вот лозунг борьбы», «Свобода – вот цель». Лозунги для образованной или полуобразованной молодежи – пьянящие, радужные, прекрасные. Кого волнует, что при этом игнорируются тысячелетние традиции своих цивилизаций, традиции коллективизма, нормы социальной ответственности? В сторону! Скинуть все эти традиции с корабля современности!

Через американский Национальный фонд развития демократии, с бюджетом в десятки миллионов долларов, через развитую сеть неправительственных организаций, через приглашения на учебу, семинары, конференции на Западе присматривались к потенциальным новым лидерам в арабских странах.

Молодых людей, использовавших современные информационные технологии, нельзя считать просто наивными романтиками. Известно, что один из создателей общественной организации США «Альянс за молодежное движение» американец Джаред Коэн был сотрудником офиса политического планирования госсекретаря США с 2006 по 2010 год. Его умение работать в социальных сетях использовал во время своей избирательной кампании Барак Обама. «Альянс за молодежное движение» создал учебный центр для активистов Интернета, в котором проходили обучение молодые люди со всего мира, включая арабов. Их учили, как действовать в случае, если власть отключает Интернет, как организовывать протесты с помощью мобильных телефонов, как распространять идеи посредством «Фейсбука», как направлять работу сайта «Твиттер», как обновлять поступающую информацию и связывать с собою группы протеста.

Еще в декабре 2008 г. в студенческом городке юридического факультета Колумбийского университета проходил обучение молодых оппозиционных активистов из разных стран, в том числе из египетского «Движения 6 апреля» (наследника «Кифая»), по программе «Борьба против репрессий, угнетения и насильственного экстремизма». Среди учителей были ключевые сотрудники команды Барака Обамы, отвечающие за социальные сети. Организатором выступила НПО «Альянс за молодежное движение».

Хиллари Клинтон в мае 2009 года незадолго до поездки Обамы в Каир на встречу с Мубараком принимала у себя ряд молодых египетских интернет-активистов в Вашингтоне под эгидой «Фридом Хаус».

Национальный фонд развития демократии участвовал в подготовке «революции гвоздик» в Грузии. Он же помогал египетскому движению «Кифая». «Кифая» сразу же позиционировалась «как свободная децентрализованная сеть ячеек», которые трудно было быстро разгромить. «Рэнд корпорейшн» по заказу военных ведомств провела специальные исследования «Кифая».

В исследовании отмечалось, что это оппозиционное либеральное движение активно использовало информационные технологии. Среди ее методов были послания по электронной почте, включая послания между владельцами мобильных телефонов, чтобы объявить о своих действиях, использовались различные способы передачи сообщений по Интернету, публиковались объявления онлайн. Это было легче, чем публиковать печатные объявления, которые могли быть конфискованы властями. Открывали собственные веб-сайты, на которых публиковали и лозунги и политические карикатуры, документировали нарушения закона о государственной безопасности, используя цифровую фотографию и распространяя эти фотографии. Но оказалось, что, с одной стороны, прозападное либеральное движение не имело социальной поддержки, а с другой – подверглось ударам репрессивного аппарата.

Известный предприниматель Джордж Сорос создал институт «Открытое общество на Среднем Востоке и в Северной Африке», который обеспечивал финансовую поддержку многочисленным оппозиционным группировкам. Например, спонсировал в Тунисе радиостанцию «Калима», ставшую рупором революционной молодежи.

Шведская газета «Свенска Дагбладет Стокхольм» опубликовала статью, в которой говорилось, что египетская и тунисская молодежь обучалась, а затем руководствовалась методами, разработанными в свое время сербской молодежной группой «Отпор», свалившей в 2000 году режим Слободана Милошевича. Учитывался опыт «ненасильственного сопротивления» Махатмы Ганди, противников апартеида в ЮАР и сторонников Мартина Лютера Кинга. Организаторы массовых протестов в Египте прошли соответствующую подготовку в Сербии.

Стратегия ненасильственного движения для достижения социально-политических целей была систематизирована выпускником Гарвардского университета Джином Шарпом. Его книга «От диктатуры к демократии» неоднократно переиздавалась на десятках языков. В ней перечисляются 198 способов «ненасильственных действий».

Когда Мубарак 28 января распорядился отключить доступ к сети Интернета, его восстановили для части пользователей с помощью спутников. «Нью-Йорк таймс» писала: «Гугл» и «Твиттер» активно помогли протестующим, создав новый сервис speak2tweet.

Через Интернет распространяли инструкции «ненасильственной» борьбы – от забрызгивания краской ветровых стекло полицейских автомашин до картонок под пиджаки и рубашки, чтобы сделать неэффективными удары полицейскими дубинками.

Эти факты позволяют некоторым аналитикам защищать «теорию заговора», утверждать, будто все революционные события в арабском мире были срежиссированы Вашингтоном. При этом не учитываются противоречия в самой структуре внешней политики Соединенных Штатов, отсутствие единого всеопределяющего центра и возможность того, что разные центры и организации могут действовать в противоположных направлениях.

Как легко кидаться хлесткими эпитетами, если не копать глубже. Как просто объяснять революции и движения протеста заговорами Вашингтона или Тель-Авива («вашингтонского обкома» и «израильского райкома»).

Да, американская внешняя политика была не менее идеологизирована, чем политика СССР. В США всерьез мечтали о том, чтобы «демократизировать по-американски» весь мир, тратили на эту задачу колоссальные средства, иногда становились пленниками собственной идеологии. Но это всегда сочеталось с проведением политики американского доминирования в мире. И прагматика, эгоистические интересы США всегда брали верх. Поэтому не уйти от факта – именно факта: существовал реальный военно-политический союз Вашингтона (вкупе с НАТО) с репрессивными автократическими режимами в арабских странах. «Хотя он сукин сын, но это наш сукин сын», повторяли и повторяют лидеры Запада. (Сам видел, как на конференции Афросоюза – Евросоюза в Триполи всего лишь в ноябре 2010 года европейские лидеры заискивали перед Каддафи). Никуда не уйти от сотрудничества Запада с репрессивными режимами с целью поддержания стабильности в угоду Западу, для сохранения мира с Израилем, обеспечения неограниченного доступа к главному – нефтегазовым ресурсам огромного региона, сотрудничества в деле борьбы с терроризмом и исламским экстремизмом. Для достижения этих целей обычной была политика двойных стандартов. Как отмечалось в исследовании «Рэнд корпорейшн», задачей США было, с одной стороны, сохранять дружбу с руководителями режимов… с другой, – помогать неправительственным организациям, давать им современные технологии.

Арабские революции показали, что политическая борьба идет не только на улицах и площадях, но и в информационных и социальных сетях. Правительства находят способы контролировать трафик Интернета, а Интернет-провайдеры находят способы обходить эти ограничения. Связь с международными провайдерами обеспечивается через международные порталы, которые контролируются правительствами, иногда связь идет по единственной линии стекловолоконной связи. Но вплоть до 28 января в Египте ни одна из стран не показывала, что правительство может почти полностью закрыть связь по Интернету.

В Ливии для вывода людей на улицу был использован сайт знакомств «Мавада», который находился вне зоны внимания полиции. На этом сайте было 170 тысяч противников Каддафи.

15 февраля 2011 года, выступая в университете Джорджа Вашингтона, госсекретарь Хиллари Клинтон заявила, что США выделяют дополнительные средства на «поддержку технических экспертов и активистов, старающихся действовать в обход ограничений, устанавливаемых правительствами в отношении доступа к Интернету». Далее она заявила: «Мы осуществляем широкий и инновационный подход, при котором наша дипломатия дополняется технологией, защищенными сетями распределения программных продуктов и прямой поддержкой тех, кто находится на передовых линиях… Мы поддерживаем несколько инструментов, так что если репрессированные правительства найдут способ справиться с одним из них, другие будут по-прежнему доступны».

Готовятся электронные инструкции «выживания»: как не оставлять следов от своих электронных писем, очищать память компьютеров, уходить от охоты, организованной аппаратами безопасности.

Хотя американская внешняя политика в высшей степени идеологизирована, прагматика превалировала над идеализацией демократических перемен. Демонтаж политических структур в регионе не отвечал интересам США. Гораздо более важный приоритет для Б. Обамы в предвыборный период было обеспечение условий для ухода из Афганистана и Ирака или, по крайней мере, сокращение там американского военного присутствия, а также сохранения стратегического партнерства с Израилем.

И вдруг! Тунис! Египет! Ливия! Бахрейн! Иордания! Йемен! Сирия! Десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы демонстрантов.

Столь крупная и практически одномоментная дестабилизация всего региона оказалась неожиданной. США, как и их западноевропейским союзникам, понадобилось какое-то время, чтобы после сомнений и колебаний перейти от поддержки близких к ним арабских авторитарных режимов к декларациям солидарности с протестными движениями. Выбор приходилось делать между относительной предсказуемостью в условиях сохранения статус-кво и полной неопределенностью в результате смены политических сил у власти. Учитывалось и то, что массовые выступления в арабских странах на том этапе почти не содержали антиамериканских выпадов, а требования манифестантов соответствовали требованиям «демократизации», которые традиционно предъявлял к арабским режимам Вашингтон независимо от смены администраций.

США в разных странах действовали в зависимости от обстоятельств и значения для них той или иной страны.

В Египте ставка была сделана на вооруженные силы, взявшие под контроль переходный период вплоть до формирования новой инфраструктуры власти. В Тунисе – практически то же самое. В Йемене, где армия раскололась, США отошли как бы на второй план, действуя через механизм Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива. В отношении Бахрейна и Сирии реакция США сначала ограничилась формальным осуждением чрезмерного использования силы. По Бахрейну дальше деклараций дело не пошло.

Администрация президента Обамы с началом египетской революции 25 января металась. С одной стороны, она поддерживала своего верного старого союзника Хосни Мубарака, с другой – уговаривала его срочно начать реформы, рекомендовала развивать демократию, не нарушая порядка.

Когда по арабским странам покатилась революционная волна, в Вашингтоне возник некоторый разнобой в действиях и заявлениях Белого дома, госдепартамента и Пентагона. Наиболее последовательно действовал Пентагон. Опираясь на обширные связи на всех уровнях с египетскими военными, он отслеживал обстановку и оказывал на них определенное воздействие.

В ходе социально-политического кризиса в Египте Соединенные Штаты решили пожертвовать лично президентом Х. Мубараком и его окружением, дав как бы «карт бланш» египетской оппозиции при сохранении власти в руках военных.

Через несколько дней после начала революции начальник генштаба египетских вооруженных сил был приглашен в США, где и выработал тактику – пожертвовать Мубараком, но пока сохранить власть военных. Кто бы ни выигрывал, Обама проигрывал.

Президент США в телефонных беседах с Мубараком все настойчивее подталкивал его к уходу в отставку до тех пор, пока тот просто перестал брать телефонную трубку. В Вашингтоне считали, что в Египте положительно оценили эти действия президента США, не внявшего призывам «спасти» Мубарака.

При сложившихся обстоятельствах такой оборот событий в Египте пока более или менее устраивал Вашингтон. Но там понимали: это только начало, что пути тех сил, которые объединились в борьбе за свержение Мубарака, скорее всего разойдутся. Не было уверенности и в том, что египетские военные смогут обеспечить «мирный переход к демократии».

Когда Обама посетил Египет в июне 2009 года, он заявил: «Америка и ислам не исключают друг друга и не должны соперничать. Вместо этого они разделяют общие принципы – принципы справедливости и прогресса, терпимости и достоинства человека». Но после революции 25 января администрация США очень нервно реагировала на укрепление позиций «Братьев-мусульман», которые оказались самой мощной организованной оппозиционной силой в стране.

Президент Б. Обама, несмотря на негативные прогнозы ЦРУ, принял решение о проведении силовой акции, фактически направленной на свержение режима М. Каддафи. Однако общих подходов к оценке сложившейся ситуации в Ливии, единых целей и совпадающего видения последствий военного вмешательства среди США и их союзников не существовало, несмотря на совместные декларации.

[Среди западноевропейских государств Германия выделялась своей независимой позицией. Ее руководство проявляло осторожность в оценках ситуации и стремилось избегать участия в военных действиях. По мнению Берлина, крах правительств в Тунисе и Египте являлся убедительным доказательством того, что авторитарные режимы не могут гарантировать стабильность в течение длительного времени. Что касается Ливии, то немецкие власти считали, что М. Каддафи утратил легитимность в глазах международного сообщества и должен был незамедлительно уйти в отставку. Однако операция многонациональных сил рассматривалась Германией как «военное вмешательство»].

Конец ознакомительного фрагмента.