Предложения в которых упоминается "релятивизм"
Именно эта констатация является эмпирическим фундаментом для концепции морального и культурного релятивизма.
Становится популярным моральный релятивизм.
Впрочем, существует и третья, промежуточная точка зрения, отрицающая и возможность обоснования морали, и нравственный релятивизм.
Именно поэтому биоцентристская экоэтика стала звеном посткультурной программы постмодерна, провозгласившей смерть субъекта и этический релятивизм.
Тем самым преодолевается неизбежный без абсолютного критерия релятивизм и получает оправдание само построение развития из данного момента.
Результатом является абсолютизированный релятивизм.
Философское обоснование биоцентристской экоэтики прочно соединено с ценностным релятивизмом, растворением ценностей в природе.
Вся последующая греческая мысль, по сути, выросла на отрицании релятивизма софистов, на критике их отношения к позитивному закону.
Как преодолеть релятивизм критериев оценки?
В отечественном прочтении постструктурализм предстаёт предельным релятивизмом и полной деконструкцией всего, что только возможно.
Таким образом, из субъективизма софистов вытекает релятивизм (от лат.
Но возникает вопрос: не ведёт ли такая убеждённость к радикальному релятивизму?
Если говорить коротко об основном критическом пункте всей связанной с релятивизмом физической науки, то его можно сформулировать очень просто.
Но антропологизм совсем не означает непременно релятивизма.
Объективизм, однако, имеет больше приверженцев, чем субъективизм, так как, помимо теоретически-объяснительной, выполняет ещё и позитивную практическую функцию: он служит (в действительности или по видимости — это уже другой вопрос) опорой морального абсолютизма и соответственно заслоном против релятивизма, скептицизма и пр., поскольку обязывает признать «верными» только совершенно определённые (по содержанию) моральные позиции, безоговорочно отвергая любые альтернативные взгляды.
Вообще, тема морального релятивизма — иногда явно, иногда скрыто — определяет в целом проблематику споров как между объективистами и субъективистами, так и в пределах каждого из этих течений.
Хьюмера) аргумент, суть которого такова: «объективизм ведёт к нетерпимости, поскольку побуждает нас считать, что мы правы, а другие люди, которые с нами не согласны, — не правы... Единственный путь гарантировать желательную позицию толерантности — это позитивный релятивизм как моральный постулат, побуждающий нас признать одинаковую легитимность... всех ценностных систем и тем самым дающий возможность людям с разными ценностями жить в гармонии, если они примут этот постулат».
Одна из ошибок этического субъективизма и релятивизма — это игнорирование специфики моральных ценностей, чрезмерно широкое понимание морали, в результате чего действительное многообразие обычаев и нравов, включающих в себя разные — отнюдь не только моральные — ценностные установки, выглядит как многообразие именно моральных норм.
Таким образом, развитие этики можно представить следующим образом: критика нравственного объективизма приводит к идее автономии морали и к нравственному релятивизму; затем в рамках автономной морали философы пытаются найти нормы, обладающие свойствами теоретической истины (всеобщностью и необходимостью); а нравственная норма, которая описана как теоретическая истина, даёт повод рассматривать её в качестве отражения чего-то существующего в объективной действительности.
Таким образом, в современной моральной философии либо вообще отрицается возможность обоснования морали и допускается этический релятивизм, либо используются традиционные, известные, по крайней мере, с XIX века формы такого обоснования.
Если абстракция всеобщности и необходимости моральных норм соответствует установкам этического догматизма, призывающего к выполнению долга вопреки обстоятельствам, а её отрицание ведёт к релятивизму, допускающему возможность существования взаимоисключающих нравственных ориентаций, то абстракция потенциальной выполнимости отвечает идеалу ситуативной этики, предполагавшей «гибкое» применение норм в зависимости от обстоятельств.
Итак, провал попыток выработать точные критерии научной рациональности верификационистского или фальсификационистско-конвенционалистского типа, основанные на оценке объяснительно-предсказательных возможностей научного знания, порождают в философии науки 2-й половины XX века скептицизм и релятивизм в отношении статуса науки, сомнения в способности провести чёткую демаркационную линию между научным и вненаучным познанием.
Взамен теолог рекомендует сочетание плюрализма, релятивизма, историзма и базисного консенсуса в отношении определённых человеческих ценностей.
Не следует быть слепым к историческим фактам, боясь навлечь на себя обвинение в релятивизме.
Происходит такое «данет» вовсе не от релятивизма, как можно было бы вообразить, но оттого лишь, что поверхностное противопоставление субъективных предикатов для мудрости несущественно.
Никакой релятивизм с расширением тут не понадобился.
Если вернуться к задуманной мною книге, то, я думаю, вы не удивитесь, услышав, что её главная цель — обсуждение таких проблем, как проблема рациональности, релятивизма и, самое важное, проблема реализма и истины.
Начну с того, как я сегодня понимаю несоизмеримость, а затем поговорю о её связях с проблемами релятивизма, истины и реализма.
Выработка объективных, адекватных научных представлений в историко-педагогической науке не исключает опоры на философию релятивизма.
Но это вовсе не значит, что тем самым он отказывается от своей идеи «замкнутых культур», это также не противоречит его культурному релятивизму, поскольку заимствование понимается не как сущностное, а как формальное.
Разумеется, в реальной практике искусства управления государством всегда присутствовали в больших дозах оппортунизм и коррупция, релятивизм и прагматизм, они расцветали ещё сильнее, потому что их легко было спрятать за внушительными процедурами публичного управления.
Но это ещё не релятивизм, а общий идейный порок всей физики.
Идиографические науки не должны отказываться полностью от номотетического метода, а использовать его в качестве подчинённого, иначе они рискуют впасть в релятивизм (неокантианцы неточно называли его «историзмом»).
Стремясь избежать крайнего релятивизма и субъективизма, некоторые представители герменевтики пытаются найти некую общую основу для всех многообразных специфических «пониманий».
В этом смысле последующее влияние книги было обратно пропорционально её интеллектуальному значению, поскольку она способствовала релятивизму весьма низкого пошиба, который — как друзьями, так и врагами — нередко воспринимается в качестве ключевого признака постмодернизма.
С этого момента он стал одним из немногих учёных мужей, на взгляды которых полагались при обсуждении нового релятивизма.
Гносеологические корни релятивизма — отказ от признания преемственности в развитии знания, преувеличение зависимости процесса познания от его условий (например, от биологических потребностей субъекта, его психического состояния или наличных логических форм и теоретических средств).
Релятивизм (относительность) в теории познания служил обоснованием нравственного релятивизма софистов: они показывали условность правовых норм, государственных законов и моральных оценок.
Однако отсюда ещё далеко до релятивизма.
Параллельное существование различных видов памяти не стоит считать постмодернистским релятивизмом; скорее здесь имеет место система сдержек и противовесов (checks and balances), взаимодополнений и обоюдного контроля.
Но оказалось, что последовательное проведение принципа эквивалентности культур означало неизбежное принятие исследователем неприемлемой для науки позиции антиэволюционизма и крайнего релятивизма, ибо в результате в одном параллельном ряду в качестве равноценных объектов оказывались культуры палеолита и современных обществ.
Релятивизм концепции эквивалентных культур есть результат неправомерного отрыва формы выражения различных культурно-исторических систем человечества от содержания этих систем.
Природный релятивизм предполагает переход на уровень рассмотрения антропологии обобщённых природно-культурных явлений, внутри которых не находится места для противопоставления природы и культуры как автономных начал.
Антиномичная повествовательная стратегия, при которой «стилизованный» сказ повестей и сказок оказался симметричен «характерному» сказу рассказов, обозначила основное противоречие двойственного сознания автора и его художественного мира: стремление уравновесить всеразрушающий релятивизм незыблемым идеалом, трезвый, иронический взгляд на современный мир — сказкой национального бытия.
Некоторая неопределённость, непредсказуемость нормативного содержания конституционных принципов, релятивизм конституционного толкования являются, таким образом, не недостатками, снижающими демократическую легитимацию конституционной юстиции, а, наоборот, способом создания условий для конкуренции различных политических, социальных сил.