Предложения в которых упоминается "пушкинский текст"
Близость тем двух писем, параллельность чувств и переживаний героев наталкивают на мысль об определённой симметрии в композиции пушкинского текста.
Следовательно, не исключено, что «возлюбленная тень» появилась в пушкинском тексте всё-таки по ассоциации с дантовским образом.
Не даёт себе труда вчитаться в пушкинский текст.
Так вчитаемся же, наконец, в пушкинский текст.
Пушкинский текст в составе музыкального произведения любого жанра должен рассматриваться как либретто.
Пушкинистика предоставляет либреттологии необходимый материал: знания, добытые при анализе пушкинских текстов.
Едва ли пушкинский текст его удовлетворил.
Этим сонмом рассказчиков, в разной степени оставляющих в пушкинском тексте (а то и, кажется, вовсе не оставляющих) свои следы.
Но в устах говорящих эти слова означают не то, что они означают в пушкинском тексте.
Словно бы в пушкинском тексте он действительно видит и знает всё это и проникается духом минувшего века.
Мы не знаем и, между прочим, пушкинский текст не содержит намёка на непременно адскую их принадлежность.
Письмо как один из способов раскрыть внутренний мир персонажа, представить читателю речь героев, отличную от речи автора и повествователя, выполняет своё предназначение в пушкинском тексте.
Этот комментарий создавался с одной целью: восстановить (насколько это возможно) почти забытый смысл той части пушкинского текста, который был хорошо ясен современникам, не нуждался в пояснениях и вызывал легко предсказуемую реакцию и вполне очевидные ассоциации.
Лотман очень убедительно показал, что стихотворные отсылки к «даме сердца» в пушкинских текстах 20-х годов есть не что иное, как сознательная (а отчасти и бессознательная) «мифологизация личности» писателя, прочно связанная с литературно-бытовой традиций романтизма (Лотман1995, 253 — 256).
Понимание того, что именно происходит с пушкинским текстом при соединении его с мелодией и другими элементами музыкальной ткани, требует применения не филологического и не музыковедческого, а специального аналитического аппарата, которым располагает особая научная дисциплина — либреттология.
Но читает он это место иначе, чем мы читаем его, и при этом так, что заявленное в начале книги намерение видеть пушкинский текст пространственным взглядом в чтении как — то не проявляется.
Таково философское содержание пушкинского текста в целом и, в частности, того «отрывка», который в качестве образца «пейзажной лирики» представлен пятиклассникам.
Он прежде всего в том, чтобы назвать то особенное, что изначально живёт в пушкинском тексте, но перестаёт восприниматься в процессе многолетнего привыкания.
Чиркова соотносит смыслы хайдеггеровского «Просёлка» с пушкинским текстом «Вновь я посетил».
Но другого объяснения противоречиям в пушкинском тексте мы дать не можем.
Близость тем двух писем, параллельность чувств и переживаний героев наталкивают на мысль об определённой симметрии в композиции пушкинского текста.
Близость тем двух писем, параллельность чувств и переживаний героев наталкивают на мысль об определённой симметрии в композиции пушкинского текста.
Но с получившимся в результате прочтением пушкинского текста как-то трудно согласиться.
Близость тем двух писем, параллельность чувств и переживаний героев наталкивают на мысль об определённой симметрии в композиции пушкинского текста.
Всегда избегавший литературных образцов, на этот раз, по его собственному признанию, он «оттолкнулся» прямо от пушкинского текста.
Февральская революция 1917 года сняла, наконец, с пушкинских текстов все ограничения, изъятия и искажения.
Разумеется, не могли пройти пушкинисты и мимо многочисленных пушкинских загадок, и если не всё было ими разгадано, одной из главных причин этому до последнего времени была первоочерёдность стоявших перед пушкинистикой задач по собиранию и прочтению пушкинских текстов.
Ввиду их эпохальности и невозможности в стихотворной форме полностью выразить суть явлений, содержание пушкинских текстов дополнятся пояснениями историко-справочного характера.
Может, для читателя что-то в книге окажется уже известным, но что-то автору пришлось пересмотреть и увидеть в пушкинских текстах совершенно новое, опрокидывающее традиционное представление о пушкинских произведениях.
Письмо как один из способов раскрыть внутренний мир персонажа, представить читателю речь героев, отличную от речи автора и повествователя, выполняет своё предназначение в пушкинском тексте.
Письмо как один из способов раскрыть внутренний мир персонажа, представить читателю речь героев, отличную от речи автора и повествователя, выполняет своё предназначение в пушкинском тексте.
Письмо как один из способов раскрыть внутренний мир персонажа, представить читателю речь героев, отличную от речи автора и повествователя, выполняет своё предназначение в пушкинском тексте.
Например, для древнерусского текста такими подтекстами являются болгарский и византийский; для пушкинских текстов — английский, немецкий, французский, испанский.
Пушкинский текст — при полной внешней понятности и прозрачности — скрывает в глубине смысловую многослойность.
Пушкинский текст и текст культуры.
Исаченко) до таких, незнание которых весьма существенно искажает смысл пушкинского текста.
Если принять эти правила игры и не быть литературоведчески придирчивыми, то такое обращение с бессмертным пушкинским текстом действительно заслуживает снисхождения.
Таким образом, наш научный проект заведомо предполагает этап приобщения (который в искусстве принято обозначать как акт эстетического сопереживания), формальное выражение которого, правда, нашло себе место лишь в системе цитирования пушкинских текстов, основанной на подразумеваемом «ответном», уже состоявшемся приобщении читателя, не нуждающегося в развёрнутых цитатах.
Итак, составители словаря, понапрасну отказавшись от «онегинского» примера, взяли две «вторичных» цитаты, авторы которых сами отталкивались от пушкинского текста.
Пушкинский текст начинает восприниматься не как законченное стихотворение о таинственной пещере (а именно так оно было предложено девочке учителем в 1915 декадентском году), акак начальный отрывок большого недописанного стихотворения (каковым он, несомненно, и является).
Что в основе любого пушкинского текста лежит совершенный, завершённый рисунок замысла, некое золотое сечение, незаметное читательскому восприятию, но тем сильнее воздействующее на него.