Предложения в которых упоминается "сердце поэта"
Если рядом вдохновение, которое ни разу не смогло открыть в сердце поэта поэзию.
Трещина в бытии проходит через сердце поэта, и он работой своей души, своего разума восстанавливает утраченную гармонию мира.
И изнывает от боли сердце поэта, когда в мире — природе «празднует чёрное зло».
А так как сердце поэта — центр мира, то в наше время оно тоже должно самым жалостным образом надорваться.
Каждое слово в стихотворениях напитано любовью и теплом неравнодушного и искреннего сердца поэта.
Особенно мила сердцу поэта умирающая «прощальная краса».
Его пылкое сердце поэта и меломана негодовало по поводу присущей им топорной манеры исполнения произведений его гениальных соотечественников.
Гейне о том, что мир раскололся надвое, а трещина прошла сквозь сердце поэта.
Не прощание ли это с прежними богинями и с той из них, чьё имя утаено и чей образ всё ещё горит в сердце поэта?
Вновь «трещина прошла через сердце поэта».
Вскоре она умерла, не успев позабыть милого сердцу поэта.
Не то чтобы он окончательно поверил в реальность заманчивого обещания, но мечта о чудесной машине всё чаще грела измученное сердце поэта.
Словно сердце поэта, стучат...
Сердце поэта, как творческого человека, более чувствительно и восприимчиво к этим тонким энергиям.
Да, это всё так, но сердце поэта «ни на час не может быть свободно от любви».
Не прощание ли это с прежними богинями и с той из них, чьё имя утаено, и чей образ всё ещё горит в сердце поэта?
Не прощание ли это с прежними богинями и с той из них, чьё имя утаено, и чей образ всё ещё горит в сердце поэта?
И зеркало сердца поэта столь же смело отражает быт и бытие.
Пылкое сердце поэта не оставалось безучастным, в нём то и дело поселялись все новые и новые музы.
Словно источник живой воды, выливаясь, благодаря присущей ей внутренней силе, из глубины души, поэзия завладевает восхищённым сердцем поэта и в дивной гармонии сочетает детскую простоту и высокий полёт мысли, совершенное искусство и наивную безыскусственность; в нём находит своё возвышенное выражение прекрасное, гуманное миросозерцание, светлое настроение, беспечная радость, ясный ум, глубокое моральное чувство и искренняя грусть об изменчивости земных судеб и человеческого существования.
Со свойственной поэту манерой размышлять, наблюдать и чувствовать жизнь, сердце поэта каждый раз откликается на окружающую его действительность, отражая в новых стихотворениях черты эпохи, общественные и социальные отношения, при этом гармонично сочетая в каждом своём творении авторское начало с внешними условиями реальной жизни.
Повторение в последней строке провозглашённого вначале самоопределения поэта (с прекрасной инверсией «мот и транжир» — «транжир и мот», усиливающей значимость повтора) — это заявление, что для подлинного, простого человека, а не для грязной, шевелящейся толпы жирных сердце поэта, его «шкатулка стихов» и «бесценных слов» всегда открыты.
Думается, для поэта как такового не последнее значение имеет пограничность в любом её изводе: от гейневской трещины, проходящей через сердце поэта, и экзистенциалистских «пограничных состояний» до глубинной, принципиальной жизненной маргинальности1.
Заповедные, милые сердцу поэта «деревни, сёла, вновь деревни», малые и большие города российские — Радонеж, Серпухов, Константиново... их не счесть и все не перечислить в его страннической биографии.
Тысячи сердец бьются святой любовью к родимому краю, тысячи голов кладутся за свободу и счастье его, но только одно сердце — сердце поэта — может немому чувству этому дать голос, дать слова, чистые, как молитвенный вздох, от которых наворачиваются слёзы.
Но что вся эта вера в дни, вёсны, в аксиомы, когда не только в стихах, но и в прозе сквозило неуловимое косноязычие, и не обозначилось ни крупицы любви, бушевавшей тогда в сердце поэта.
Он так трогательно защищался и говорил о своём с женою и детьми тяжёлом положении, «когда работы было мало, а тетеревов много», что сердце поэта смягчилось.
Тем не менее это не мешало «роману» внести новую горечь в сердце поэта, и он действительно отомстит ей немного позже жестоко и хладнокровно — уже без помощи лягушки.
Он подошёл ближе всех, потому что он говорит не из головы, а из сердца поэта.
Всё это было бы довольно смешно, если бы не было так грустно для молодого и чувствительного сердца поэта.
Она так же заронила в сердце поэта чувство, большее, нежели простое восхищение.
Кто же эта дорогая сердцу поэта женщина, в которую он когда-то был влюблён и воспетая в элегии?
Сердце поэта сжималось от малейшего стука в дверь.
И он же установил, что великая мировая трещина проходит через сердце поэта.
Невесёлого счастья залог — Сумасшедшее сердце поэта.
Но этот призыв теперь не нашёл отклика в сердцах поэтов.
Не прощание ли это с прежними богинями и с той из них, чьё имя утаено, и чей образ всё ещё горит в сердце поэта?
От вас, от вас, кроты сырой мглы, чтобы вы не прогрызли дыры в сердце поэта, как в сердце народа.
Прижалось красное пламя к сердцу поэта.
А я не за себя в ответе, у меня бригада, я перед своими рабочими отвечаю... В общем, не выдержало сердце поэта.
Такое уж было сердце поэта.
И опять объяснял, что она летит, чтобы утешить молодую мать, отереть слёзы невинному младенцу, наполнить радостью сердце поэта, пропеть узнику весть о его возлюбленной и т.
По отношению к такой толпе поэт готов быть «грубым гунном», готов выразить ей своё презрение: «я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам...» Повторение в последней строке провозглашённого вначале самоопределения поэта (с прекрасной инверсией «мот и транжир» — «транжир и мот», усиливающей значимость повтора) — это заявление, что для подлинного, простого человека, а не для грязной, шевелящейся толпы жирных сердце поэта, его «шкатулка стихов» и «бесценных слов» всегда открыты.
Чего, конечно же, не выдержало страдальческое трепетное сердце поэта, и он, будучи в прошлом студентом литературного вуза, это сейчас он являлся лесозащитником и домохозяином, он самолично отписался в какой-то газетёнке, зелёного окраса, конечно же, на тему своей несправедливой посадки.
Но при сближении и более тесном общении происходило прямо противоположное — оказывалось, что жена вовсе не является тем мифическим полубожественным существом, которое занимало горячее сердце поэта и будоражило его воображение.