Вы здесь

Поэзия одной строки… Публицистические очерки о творчестве поэта Терентiя Травнiка. Верными дорогами (Ирина Соловьёва)

Верными дорогами

Каждый год, на протяжении не одного десятка лет, после восьми месяцев труда «почти наизнос» в городе, Т. Травнiкъ отправляется в путешествия по стране: «Вновь предо мной только белый лист – неведомая дорога, новые паруса и ощущение ничего не знающего старца-ребенка. Я ухожу бродить, искать… Жить, чтобы в который раз написать чернильной пылью дорог со своих стоптанных башмаков: люблю…». Дорога без конца…

Я по полю иду, в руках посох держу,

За спиной холщовая сумка.

По родной стороне, я иду налегке,

Чтобы видеть, слышать и думать

Об этом писал поэт в свои двадцать шесть лет. Об этом он пишет и сейчас, продолжая уходить почти на полгода в паломничества, собирая по пути в своих дневниках удивительные росы впечатлений, которые позже вырастут в строки, а затем и в строфы, наполнив нас, читателей, неподдельной радостью от прочитанного, от сопереживаемого вместе с поэтом мира. Эти «странничества» благотворны и целительны для поэта. Русские просторы, глубина и одновременно естественность родной земли обновляют и умиротворяют. И хотя, порой, это физически нелегко – часто поэт живёт в деревенском заброшенном доме, ночует в шалаше в лесу, а то и просто в поле в стоге сена, без привычных городских удобств – но, по выражению самого Травнiка, «исцеляются мысли, а значит и тело». Не может русский человек без этого живого глотка и, тем более, русский поэт.

Не могу без широкого неба подолгу,

Без рязанских полей, без рассветной звезды…

Не один год Терентiй – «уставший скиталец, надорвавшийся от перемен», ездил пожить и потрудиться в разные православные обители. Начало таким поездкам было положено в далёкие 90-е годы прошлого века, когда поэт вместе со своим старинным другом, знаменитым живописцем Вадимом Геннадьевичем Овсянниковым, ставшим позже священником, стал путешествовать по России, делая совместные литературно-художественные зарисовки. Много позже эти удивительные дневниковые записи перерастут в художественные произведения «Песнь земли русской», «По весям и по градам», «Губернский круг» и положат начало совместной работе Травнiка с фотохудожником Татьяной Викторовной Кудиновой в проекте «Москва московская», вместившем в себя тысячи фотографий города, точнее его центральной части, сделанными в течении весенне-летнего периода 2005 года. Сейчас эта значительная работа стала бесценной, ибо многое, запечатленное фотографами, увы, навсегда исчезло с лица московской земли.

Путешествуя, поэт посетил немало храмов Подмосковья. Усадьба Антона Павловича Чехова в Мелихово, точнее храмы Рождества Христова и Крестовоздвиженский, что расположены недалеко от этой усадьбы, напрямую связаны с именем поэта. Более десяти лет возрождались они Терентiемъ и его многочисленными друзьями под духовным окормлением настоятеля иерея Вадима. Сохранилось четыре трехчасовых фильма об этом времени «Мелихово на рубеже веков». В воссозданном храме приняли таинство святого крещения некоторые из друзей Травнiка, а в январе 2002 года в храме Воздвижения Креста Господнего венчались родители поэта.

Продолжая тему, надо сказать, что не всегда поэт паломником посещал обители, но бывало и трудником, трудясь во Славу Божию. Монастырская жизнь – жизнь особая, к ней не столько привыкнуть надо, сколько полюбить, прочувствовать со всеми ее немудреными делами. А дела всякие бывали: приходилось и просфоры печь, и на пилораме потрудится, и на клиросе петь, и пономарить, и алтарничать – все по благословению. Вот как описывает монастырскую жизнь Т. Травнiкъ в одном из своих писем: «Пять утра. Вот и подъем. Еще с вечера решили с отцом Феодором поехать на рыбалку. Спалось плохо. Всю ночь тоскливо кричала сова, а вот и петух подхватил и продолжил совиную ноту, но как-то мажорно, по-утреннему, с эдаким августовским мордентом. Еще темно и безлунно, и очень, очень тихо. Готовим резиновую лодку, молчим. А еще в моё послушание нередко входит сбор грибов. Гуляю по лесу, да собираю. Места грибные здесь, бывало, за день принесешь ведер пять опят и плетеную корзиночку подберезовиков и подосиновиков. Потом сестры, что на послушании при монастыре их обрабатывают да по банкам, это на год к трапезам, да на посты…».


Из дневника поэта:


«Иногда дороги мне напоминают линейки в школьных прописях, а я, странствующий по ним, должен правильно что-то написать, пройдя по этим линиям своими шагами. Иду и пишу… Пишу сначала взглядом, потом вдохом, потом шепотом и, наконец, слогом и словом. Многое в моих дневниках начинается с линии этих самых дорог, русских дорог, родных и таких знакомых своей неизвестностью. Дороги и люди, люди и судьбы, судьбы и время, время и жизнь. Кто-то шел до меня, кто-то обязательно пройдет и за мной следом. Сегодня это дороги, завтра это – года. Года так похожи на шаги, только их значительно меньше дано нам в жизни. Шаги, они летят невообразимо быстрее, они мимолетны. Когда жизнь воспринимаешь, как должный для прохождения путь, то все становиться иным, значимым я бы сказал…»

28 августа 2001 года

А вот еще одно письмо, в котором Травнiкъ упоминает о звоне, о благовесте, теперь уже ночном. «Жизнь при храме всегда тиха и таинственна, и не нужно особого воображения, чтобы размыть границы времени и ощутить себя в каком-то ином состоянии, в ином веке. Пришлось мне звонить как-то в колокол в полуночницу. Колокольня высокая, о трех ярусах, подъем по винтовой лесенке, в проемах летучие мыши, щурятся и жмутся, поднимаешься медленно – уж больно проем узок, и вот ты наверху один, и только ветер и ночь. Колокол самый тяжелый. Удар должен быть одиноким и негромким. Медленно раскачиваю язык и вот… Кажется сама ночь спархивает с веток от удара, тихо, как падает с ветки зимний снег. Нечасто доводилось звонить, а ночью и подавно впервые. Мерный бой ночного колокола. Ночь впитывает бархатный баритон бронзы, и он растекается по округе, как чернильная капля по промокашке в школьной тетрадке, и ни одна птица не вспорхнет от испуга. Это и есть гармония черно-синего бархата, гармония ночного колокольного звона. Звучит нота ми, нота Земли, а Земля еще спит. Звонить ночью – это как беседовать с тайной. Сперва, боишься – как это так? Тихо… И вдруг звон. Потом сознаешь, что это не крик пьяный, не лай собачий, не выстрел, это колокол, точнее кол-о-кол, так возвещали в далекой древности, ударами древком по древу. Бронза пришла позже, а слово „колокол“ сохранило свою древесную тишину. Я чувствую это и не звоню, а, скорее, шепчу ночи на ушко: я тихонечко буду звонить, в… колышек-о-колышек… Господь дарует благовест – благая весть – Евангелие – даже слов не надо, звони – и все понятно будет, и дрожит туман, сам видел… Вот она – молочная река, а вот – кисельные берега, и у каждого они свои, главное, чтоб звон получился… ма-ли-новым – не кислым, а кисельным, питательным, обволакивающем изнутри каждое внимающее сердце».

О, благовест, как тон твой чуден,

И впрямь, малинов и душист!

Где б ни был ты – не позабудешь —

Российский колокол речист

Его язык многоглаголен

И переводы ни к чему

Тому, кто от рожденья волен,

Как звук, венчающий струну

Именно там, в монастырской тишине или в сельском храме, слушает поэт как «читает инок в башне старой неусыпаемую Псалтырь» и «с молитвой свечной отклик ждёт душа, посылая требы в небо». Главная цель – это уединение, возможность остаться наедине с собой, ощутить движение и голос «своей заштопанной души», когда она на повечерии «воспаряет, сбрасывая путы». Всё это даёт поэту ответы на вопросы, связанные с поиском человека себя в этом мире, в этой жизни, ответы на вопросы, обращенные к смерти, к любви и к Богу.

Я часто летом уезжаю

На месяц, может, и на два

Туда, где ладан смолью тает

И чуть мерцают купола…

Монастыри – это «форпосты всех эпох», которые и по сей день хранят Русь от бедствий и разрухи. «Раем белоствольных колоколен и белокаменных церквей» называет поэт «землю-земель родную Русь». Взглянешь на православные храмы, деревенские чудо-церковки с их лампадками, мерцающими в полумраке перед иконами, и возрадуется, и воспарит душа умиленно и кротко. Т. Травнiкъ сравнивает икону с небом – сколько глубины и простора в этом образе! Какое благоговение и трепет души испытывает каждый, прикладываясь к иконе, к миру горнему…

Лик на доске – как небо рядом,

Целуя небо каждый раз,

Я вижу, как овечье стадо,

Покорных слёз течёт из глаз…

Колокольный звон, «льющийся бронзой по воздуху», маковки куполов с крестами, летящими «многосолнечно в небо» – всё это самобытные символы православной России, что так мила и дорога поэтическому сердцу Травнiка. И невольно думаешь: да, Русь, действительно – святая. И эти святые символы Руси, знакомые всем нам с детства, впитанные с молоком матери, дороги каждому сердцу русского человека. Огромный пласт поэтического наследия Т. Травнiка посвящен воспеванию этой неземной красоты: «Не видел я чудесней блеска, чем купольность Руси моей». Сколько любви слышится в строках поэта, когда читаешь о «томном колокольном звоне, повисшим «малиновым накатом» над родной стороной, и хранящих нас от всех печалей «белых колоколен корабли». Тихая радость и мир исходит от этих поэтических строк, посвященных и главным православным двунадесятым праздникам, и особым дням великого поста, и вербного воскресения, и страстной неделе… и многим другим значимым датам и событиям в жизни православной церкви. Окунаясь в мир духовной поэзии Т. Травнiка, созданной по вдохновляющей благодати Божией, сам наполняешься этой благодатью, льющейся поэтической строкой прямо в сердце. Своими духовными стихотворениями поэт ставит высокую планку для своих читателей, постоянно призывая задумываться над прочитанной строкой, стихотворением, создавая тем самым, все условия для возрастания души человеческой, развития личности каждого человека, наставляя на путь благомыслия и прощения.

Господь нас учит любви,

Надеяться, верить и ждать.

А в самые скорбные дни

Ценить – руку друга,

Щадить – сердце друга,

Вбирать в себя боль и – прощать…

Читая эти поэтические строки, душа моя и утешается, и радуется, и получает духовное назидание, которое открывает сердце к Богу. В сборниках стихов «Благодарение», «Светец» и, в недавно вышедшем, собрании «Любовь» представлена особая поэзия духовной направленности, мудрость и зрелость которой рождены молитвой и непрерывной работой души Т. Травнiка – поэта-лирика, воспевающего особую, духовную красоту родной России.

«В 2011 году исполнится тридцать лет, как я начал путешествовать по Руси, – делится поэт в одном из писем к своему другу и крестнику, опытному путешественнику Армену Геворгиевичу Пртавяну – не знаю зачем, но я подсчитал. Так вот, если сложить все пройденные расстояния, то получится почти кругосветное путешествие. Так я проехал и прошел по дорогам своей необъятной Родины. Это и монастыри, и храмы, и деревни с городами. Впечатления записываю в дневниках. За годы многое изменилось во мне, но не любовь к Родине. Милая Русь, ты меня отыскала и не забываешь в этой жизни, поэта, художника и композитора „землирусского“. Ты подарила мне не просто радость, но любовь ко всей Земле. Открылось это не сразу, а постепенно, как бутон цветка, и колыбелью всему стала маленькая Всехсвятская церковь, случайно встреченная на пути когда-то в сказочном городе Переславле-Залесском».


Из дневника поэта:


«Какое чудо эта русская старина… Волей обстоятельств мои путешествия привели меня на земли, что к северу от столицы Переславль-Залесский, точнее Троице-Данилов монастырь. Тихий летний вечер. Загадочное, полузаброшенное место, старина, кажется, выплывает навстречу прибывшему. Среди зарослей крапивы, лопухов и вьюна проглядывает древность и смотрит на тебя тихим благим взглядом. Что-то неуловимое ходит вокруг, неуловимое, но такое необходимое человеку. Знаю, что пройдет время, и руины исчезнут, обитель будет восстановлена, и по-иному зазвучат окрестности округ ее, а пока мое время – время тишины.

Касаюсь храмовой стены: прохладная, отзывчивая… Не могу понять, откуда столько покоя, даже деревья замерли, не шелохнуться. В траве поют кузнечики. Прислушиваюсь: откуда-то, вторя их стрекоту, доносится еле слышное молитвенное чтение. Слушаю, вслушиваюсь, замираю… Мне еще неведомо место служения и от этого кажется, что все, что вокруг меня, все, от травинки до неба, озолоченного вечернем закатом, все произносит знакомые слова вечерней молитвы. Неуловимый запах ладана, чуть слышный звон кадильных бубенцов и ты, с замиранием дыхания вслушивающийся в свое пробужденное сердце…»

Июль 1995 года

Путешествуя по родным краям, поэт, много повидав и многое узнав о жизни, непрестанно воспевает в своем творчестве красоту земли русской, «неподобхватную Россию»:

Кто путешествовал, тот знает,

Как вёрсты эти широки:

Глазам неведомые дали

И придорожные торги…

Тысяча дорог позади, тысяча встреч… Всё это даёт опыт и право поэту петь строкою, петь о Руси: «Ой, ты Русь, поля – морские дали, острова неведомой земли…». Как трепетно поэт относится к природе земли русской, сколько признания в любви сквозит в каждом образе, словно картину с натуры пишет поэтическими строками поэт-художник сочными, выразительными красками:

На подрамники опушек,

Натяну холсты полей,

Загрунтую талым снегом,

Кину семечки грачей…

Именно так говорит он с читателем в одном из ранних своих стихотворений: «И начну писать пейзажно…», с любовью подмечая каждую неповторимую особенность, «где милым кажется» каждый заветный уголок земли русской: и «воронежские веси… подсолнечно-березовы чудесные края», и «просторы тульских перекатов и дрёмы муромских лесов», и как аккордно, едино, даже соборно звучит травнiковское:

Орловские луга, рязанские поля,

Калужские овраги, перелески

Зовут, зовут меня

В путь на исходе дня…

Смоленские дороги, тамбовские леса,

Воронежская ширь, донские степи…

И, конечно же, любимая поэтом Рязанщина – особая «сокровенная» земля для поэта, «русско-рязанская», как называет её сам поэт:

Край приокский, край рязанский —

Рощи белые, поля,

Что снаружи, что с изнанки —

Благодатная земля…

Благодатная земля – Рязанщина – родина Сергея Александровича Есенина. В стихотворении «На Рязанщине» Т. Травнiкъ обращается к Сергею Есенину с просьбой «отпустить пару лет бродяжить… в сини». И «бродяжит» поэт по рязанской земле «захожим богомольцем» по этой самой, есенинской сини, той, что «сосет глаза». Странствует по «полям, да перелескам, проселочным дорогам», где «злу… попросту нет места» и, наслушавшись «разгулявшегося в поле пастушьего пересвиста», напитавшись «волей, раскинутой до неба», бережно несёт нам, своим читателям, «тишину, ложащеюся строчкою на лист». «Сто километров по этой земле пешком прошел этим годом. Не нарадуюсь увиденному. Да, скажу вам, она, эта самая Рязанщина, не могла не родить гения. Вот он и появился, белокурый, голубоглазый и русский…», – так отзывается о Рязанщине Т. Травнiкъ в своих воспоминаниях.

Земля Рязанская щедрая на простор и волю, с избытком одаривает Т. Травнiка каждый раз, когда он приезжает погостить в эти края. «Можно отболеть Рязанью, но Рязанщиной – нельзя», как признание звучат эти поэтические строки, выражая свою любовь к этой земле —

Ох, Рязанщина, кем бы я ни был,

Здесь на всё только воля – твоя.

И тесёмные вёрсты дороги,

И берёзный налёт в край полей…

Заповедные, милые сердцу поэта «деревни, сёла, вновь деревни», малые и большие города российские – Радонеж, Серпухов, Константиново… их не счесть и все не перечислить в его страннической биографии. В одном из писем к другу, музыканту Олегу Сергеевичу Додонову, Т. Травнiкъ признается: «С возрастом я стал по-особенному любить русскую деревню. Эту грязь на дорогах, покосившиеся заборы, полуразрушенные сараи, запах навоза – все вызывает теплоту в душе. Деревня – мой мир. Как в реку я в неё вхожу. Омовение. Приехал с пустыми руками сюда… Наслаждаюсь простотой, вбираю в себя вольный ветер, солнце, звезды, поздние закаты, раннее утро, пряные травы и… Премудрость Божию, разлитую во всем этом благолепии и благорастворении». Там, в российской глубинке сохранился русский дух, «там Русью пахнет» – там духовный центр России, душа и сила земли русской – кладезь духовной силы и вдохновения для сердца поэта, которое напитывается благодатью родного края и рождает живительные строки своих стихотворений.

Родина – Русь дивная —

Тридевять земля!

Здесь рожденьем схиму я

Принял от тебя

Облачился в мантию

Золотых полей…

В своих путешествиях, где бы ни был поэт, он находится в постоянном общении с людьми, с простыми жителями нашей глубинки. «Я по отчеству – Глубиныч. Ох, и много же родни, – произносит он с улыбкой, – вот и появилось у Терентiя отчество». Это общение разное, но так необходимое для ясной и лаконичной поэтической образности его произведений. Все важно для познания этой самой глубинки с ее «неимоверной» глубиной, все до мелочей от бытовой беседы до разносторонних творческих встреч.

Конец лета и осень 2011 года оказались необычайно богатыми на творческие встречи с читателями. География этих «поэтических гастролей» обширна и очень насыщена. Говоря об этом, невозможно не вспомнить и лето 2000-го года, когда поэт вместе со своим другом, дизайнером Сергеем Александровичем Гончаром на машине совершили месячное паломничество по городам европейской части России вместе с фамильной иконой семьи Терентiя, образом Святителя Митрофания Воронежского. Завершилось это путешествие молебном на мощах святого в Воронеже, в Кафедральном Покровском соборе. В наши дни мощи Святителя Митрофания почивают в новом Благовещенском соборе.

Многие города и области хорошо знакомы Травнiку-художнику, Травнiку-фотографу. Сколько создано им этюдов и фотолетописей своих странствий. Путешествия… в Иваново и во Владимир, в Шую и в чудесный «левитановский» Плёс, в красавицу Кострому и Чебоксары, Нижний Новгород и Тулу, да не перечислить всех малых и больших городов и населённых пунктов, находящихся за Золотым кольцом – «…я читаю стихи по деревням, по посёлкам и хуторам».

Эти встречи такие разные, и одна встреча не похожа на другую – своим маленьким зрителям эти встречи приносят чудеса и подарки, а взрослым – духовное просвещение и полёт души. Такое живое общение необходимо и для зрителей и для самого Т. Травнiка. Может из таких вот живых бесед, печальных и радостных, робких и смелых, таких всегда разных, нечто, явленное обычной повседневностью, пройдя коридорами души поэта и выливается в подобные строки:

Переезжаю сквозь века

Всё важное беру для книги.

А где-то там, моя Москва,

Я ж далеко, я – на орбите.

Я меньше точки, но во мне

Всё, что в пути я заприметил,

Всё то, чем двадцать первый век

Своё рождение отметил.

Вот как отзывается поэт об одной из таких встреч: «Выступил… Не мог сдержать слез в этот раз. Я был так нужен людям, их сердцам. Бог дал мне талант, и я его дарил без меры. В эти минуты меня нет, только любовь – много любви – очень много! Удовлетворение небывалое. Это настоящее мужское Счастье – дарить свое призвание». Т. Травнiкъ не перестает восхищаться «нетленным» и «бессрочным» «простым золотом души» русского человека из глубинки:

Чем дальше верные дороги

Вели меня от городов,

Тем больше, веришь, не тревоги

Меня встречали, а – любовь.

Как будто каждый глухоманин

Не зная ничего другого,

С рождения владел и правил

Богатством Царствия иного

Что страх не унесёт полночный,

И ржа не съест, и не скрошит

Оно нетленно и бессрочно —

Простое золото души

Скромность и простота – вот мерило красоты, которым владеет от рождения каждый русский человек: «Нет на земле другой души, где б так раскрылась красота от скромности и простоты, чем русская душа». Россия всегда была и остаётся многонациональным государством и славилась она, прежде всего, миром и дружбой между народами, населяющими её. Испокон века, независимо от национальности и вероисповедания, любой человек, проживающий на территории России, выезжая за её пределы, ощущал это единение. В этом сила этой части суши, этой прекрасной страны. Травнiкъ, как поэт-философ это чувствует и говорит об этом в своем творчестве.

Тесное общение с разными людьми расширяет и обогащает словарный запас поэта, наполняя стихи живым разговорным словом. В своих произведениях поэт широко использует русские диалекты, «слова-словечки», все многообразие народной речи, отражая обычаи и местный диалект разных краёв необъятной России. Например, в стихотворении «Елшонка» поэт, описывая уклад деревенской семьи, очень органично использует «крайный» диалект, буквально пересыпая народными разговорными словечками, всё стихотворение:

Как-то гостил я в Саратовской летом.

Старый был, бывший купеческий, дом.

Детки на лавке кучнёй за обедом.

Аж, пять семей насчитал за столом

Помню хозяйка, Матрёна Иванна

Стянет чугун из печи, да на стол.

Поочерёдно своей деревянной

Каждый чугунит. Таков уговор

Гости, спервой, да дяды вековые,

Ну, апосля – мужики, чейный дом.

Девки, да бабы, да бабки сядые,

И ребятня, шо осталось – потом

Ели неспешно и слушали молча,

Дядьки Стяпан-ов рыбацкий рассказ,

Как он тянул из реки, шо есть мочи,

На полпуда зацепив, судака

Любовь к тайне является одним из пяти столпов любви, которой служит поэт своим творчеством. Лето 2008 года, как и всякое лето Травнiка, стало особым временем. Рожденный летом, он, как будто вспоминая об этом каждый раз, собирается в дорогу для нового своего рождения в творчестве и опыте. Кто близко знает поэта, тому хорошо известно, что с весны до поздней осени поэт не бывает в Москве, поэт путешествует. И вот опять странствия, опять уединенный путь с посохом и котомкой. Именно так, налегке, поэт и путешествует: поездом, на перекладных, но чаще пешком, что называется по старинке, как это делали всегда странники-калики на Руси. Было и другое лето, когда поэт путешествовал по реликтовым, таинственным местам России и первым пунктом в маршруте путешественника был… «космическое чудо – великий город древний Аркаим» – одно из самых загадочных мест планеты, находится на южном Урале. Уже не одно десятилетие историки, археологи и уфологи ломают головы над тайнами этих мест. Что за народ населял Аркаим более сорока веков назад? Каким образом представителям столь древней цивилизации удалось шагнуть к недоступным и сегодня вершинам научно-технического прогресса? Раскопки древнего города показали: жители города были представителями одной из древнейших индоевропейских цивилизаций – той ее ветви, которую называют арийской культурой. Аркаим оказался не только городом, но и храмом, и астрономической обсерваторией. Вот как описывает свою встречу с древним Аркаимом сам поэт в своем письме: «…я достиг древнего Аркаима, города неолита. Познакомился с археологами. Представляешь, я в Аркаиме! В степи, в древней обсерватории все видится, как сотни веков тому назад. Волосы шевелятся на голове от ощущения вневременности и глубины»! Сильные чувства переполняют поэта и выливаются в строки неподдельного искреннего восторга:

Сколько звёзд ты мне даришь сейчас, Аркаим!

Я за круглым столом твоим, Аркаим!

Колесо, циферблат, щит планеты Земля,

Ты в Аркадию вновь посылаешь меня.

Я вернусь другим телом к тебе, Аркаим,

О, хранитель колец, Геометрии сын!

Аркаим, Аркаим, Аркаим, Аркаим…

Да, география путешествий Т. Травнiка в то лето была обширна – за Аркаимом – в Тувинский край, путь в Саяны, там с проводниками на лошадях, а дальше вдоль реки в сторону монгольской границы к озеру Убсу-Нур. Из дневника поэта: «Говорят, что таинственно соленое озеро Убсу-Нур. Нас несколько человек, все очень устали, ведет проводник Алгинге, так он сам себя называет, но по-русски трудно написать правильно его имя…». Нужно обладать недюжинной физической выносливостью и высоким моральным настроем, чтобы преодолевать полный опасности путь: «Ветер обжигает, солнце и заунывная песня монгола-проводника, курящего какой-то особый, едкий табак… Составляю книгу тувинских сказов. Вечерами пишу дневники, без этого нельзя».

В таких местах душа по-особому чувствует и говорит: «Может и надо здесь побывать, чтобы окончательно затосковать по среднерусскому разнотравью. Но все собираю в душу, все: и ветер, и песок, и камни, ползущие по пустыне, и звезды ночные, здесь особенно яркие, лучистые и колючие, как впрочем все, что здесь обитает – сухое, закрытое и отстраненное. Вот уж точно, кто здесь лишний, так это нынешний, современный человек, со своим особым „невселенским“ созиданием мира и пониманием своего положения на Земле…» – пишет он. И конечно новые стихи, и песни, а как без этого творческой душе. Вот какие «трофеи» привёз Т. Травнiкъ из своего очередного путешествия: «Я собрал десятки пословиц и притч. Появились сотни набросков к новым эссе, рассказам-загадкам, новые идеи для детских сказок. Очерки, рассказы, песни, сценарии для кино. Привез подстрочники, начал переводить стихи монгольских, тувинских поэтов. И это – малость возможностей» – поделился со мной Терентiй.

Конец ознакомительного фрагмента.