Предложения в которых упоминается "ведийский"
Он не имел корней ни в ведийской мифологии, ни в народном сознании.
В расположении этих ведийских гимнов был учтён и определённый принцип развития мысли.
Главное место в ведийской религии занимают жертвоприношения.
Считалось, что второе рождение они приобретают на основе освоения санскрита, священных ведийских текстов, ритуалов и традиционного законодательства.
Индус ведийской эпохи верил в жизнь после смерти, в бессмертие души.
Однако, несмотря на усилия брахманов, отличительной чертой предмаурийского этапа стало нарушение единства, которым была отмечена мысль ведийского периода.
Брахманы оберегали ведийские духовные традиции и сдерживали проявление свободомыслия.
По этой причине я счёл, что все каноны трезвой критики дают мне право дальше развивать мою гипотезу и включать в неё символическое значение ведийского ритуала.
Они разделяли тройную иерархию божеств ранней ведийской религии (подразделявшихся на богов неба, воздуха и земли), которую позднее одухотворил зороастризм.
В ранние времена ведийского знания у посвящённого не было необходимости в столь прямом заявлении.
И она заключала в себе две мощные тенденции, которые действовали на разрушение древней ведийской мысли и культуры.
Буддизм старался упразднить ведийское жертвоприношение и ввести в употребление разговорный язык вместо языка литературного.
Весьма интересно, что в ведийской космогонии есть понятие всемерной порчи.
Мудрецы и пророки — риши и махариши, прародители брахманов, по ведийскому учению произошли от «белого» Васишты и его потомков.
Он наделён колоссальным могуществом, неограниченной властью, ведийские индийцы видели в нём олицетворение силы, управляющей миром, творца и хранителя природы.
В ведийской идее откровения нет и намёка на чудесное или сверхъестественное.
Второй этап назывался грихастха, когда человек, изучив ведийские священные тексты, создавал семью и становился хозяином дома.
Они представляют собой так называемый корпус ведийских текстов, составленный в хронологическом порядке и посвящённый древнеиндийской мифологии и литературе.
Как только понят смысл ведийских символов, духовный смысл и назначение этих легенд становится ясным и неизбежным.
Религиозно-философская система ведийского периода была создана варной священнослужителей и получила название «брахманизм».
Ведийское мировоззрение пронизывала идея неразрывной связи процессов в природе с циклом жертвенных действий.
Характерное для ведийского мировоззрения соединение идеи космического миропорядка с ритуальной практикой жрецов заставляло связывать следование заповедям морали с регулярным приношением жертвы.
Религиозно-философская идея упанишад в большей степени, чем другие части общего ведийского наследия, отразилась в буддизме, однако он воспринял и ряд ранневедийских понятий (тройственность мира, многие мифологические образы).
Создатели новой религиозной системы особенно решительно выступали против сложившегося к концу ведийской эпохи комплекса религиозных взглядов, ритуальных правил и социальных предписаний, получивших название «брахманизм».
При этом, в систему буддийской космологии были вписаны индуиские ведийские представления.
Общее представление об индийской мифологии возникает при объединении сведений, извлечённых из ведийской, буддистской и индуистской религиозных традиций, генетически связанных между собой.
Хотя индийцы всегда приносили своим божествам жертвы, обращали к ним свои мольбы о здоровье и благоденствии, а также тщательно охраняли культ, в ведийских гимнах чётко прослеживается мысль, что в мире нет ничего вечного, что боги смертны, а у истоков мироздания стоит некое безликое божество — абстрактная субстанция.
Пантеон ведийских богов составляют 33 бога, которых принято разделять на небесных, атмосферных и земных.
Модель мира ведийских (т.
Для ведийского сознания характерна сосредоточенность внимания на положительной сфере, на том, что соответствует rta, и неразработанность отрицательной: силы зла в «Ригведе» выступают героями «третьего плана».
Ведийская религия, уже содержала специфические особенности, которые стали характерны и для более поздних индийских религиозных традиций.
Однако нынешнее понимание вещей оставляет брешь, или же этот разрыв создан нашей исключительной сосредоточенностью на натуралистическом элементе религии ведийских риши.
Ведийские гимны были задуманы и созданы по этому принципу.
Таким образом, извлечение менее очевидного, но более важного смысла посредством истолкования ведийских терминов и ведийских символов и установление психологических функций богов есть задача трудная, но необходимая, и данные главы, а также переводы, сопровождающие их, являются только подготовкой к её решению.
Наконец, раз и навсегда будут прояснены и перестанут существовать несообразности ведийских текстов.
Для любого фиксированного ведийского термина должен быть найден определённый, а не относительный смысл, опирающийся на прочную филологическую почву и естественно согласующийся с тем контекстом, в котором он встречается.
Если бы язык ведийских риши был свободен и непостоянен, если бы их идеи очевидно находились в стадии становления, были изменчивы и неопределённы, то вольность ради удобства, какую мы допускаем по отношению к их терминологии, и непоследовательность смысла, какую мы обнаруживаем в их идеях и способах их выражения, можно было бы оправдать или допустить.
Моё первое соприкосновение с ведийской мыслью произошло опосредовано — в то время, когда я следовал определённым направлениям саморазвития в традиции индийской йоги, даже не подозревая, что это спонтанно приведёт меня к древним и сейчас редко используемым путям, которыми шли наши праотцы.
Мне вообще непонятно, почему мы должны предполагать, будто ведийские риши, в отличие от всех прочих мастеров поэтического стиля, ставили слова как придётся, не подбирая их, не чувствуя их подтекста и не выявляя соответствующими вербальными сочетаниями всю их мощь.
Чаще всего для такого превращения требуется одно условие, не оставляющее в стороне ни одного слова или фразы, — оно заключается в признании символического характера ведийского жертвоприношения.
Было ли такое символическое употребление этого слова рождено позднейшей интеллектуальной философской традицией или же было присуще ведийскому представлению о жертвоприношении?
Ведийское жертвоприношение включает в себя три признака, если на минуту исключить божество и саму мантру, — это лицо, приносящее жертву, сама жертва и плоды жертвоприношения.
Но я уже понял, что ведийская корова — животное необычайно загадочное, и явилось оно, определённо, не из земного стада.
По меньшей мере, в одном случае психологический символизм ведийской коровы показался мне убедительно доказанным.
Отсюда стало ясно, что два главнейших плода ведийского жертвоприношения — обилие коров и обилие коней символизировали богатство умственной озарённости и изобилие жизненной энергии.
Из этого вытекало, что и прочие плоды, постоянно ассоциирующиеся с этими двумя главнейшими результатами ведийской кармы должны также иметь психологическое значение.
Другой чрезвычайно важной чертой ведийской символики является система миров и функции богов.
На этой основе я сумел отождествить эти ведийские слова мантры с соответствующими психологическими уровнями сознания, и вся ведийская система прояснилась для меня.
Но если позволительно предположить наличие некоторых особенностей в древнем арийском языке — как его употребляли ведийские риши, для которых слова представляли нечто более живое, чем просто условное обозначение идей, и свободно допускали переходы значения, в отличие от нашего более позднего словоупотребления, — тогда мы увидим, что эти приёмы вовсе не были искусственными и надуманными для тех, кто их создавал, а скорее являлись наиболее естественным средством выражения, сразу приходящим на ум людям, стремящимся найти новые, лаконичные и адекватные формулы языка для передачи психологических концепций, непонятных среднему человеку, и скрыть представления, содержащиеся в этих формулах, от невежественного взгляда.
И делаю это исключительно для того, чтобы развеять в умах моих читателей подозрение, будто, отходя от общепринятых значений определённых ведийских слов, я просто воспользовался той свободой в изощрённых домыслах, которая составляет и одну из наиболее привлекательных сторон, и одну из самых больших слабостей современной филологии.