Что касается контекста, то главным было то, что такой подход не мог не затрагивать канонические положения исторического материализма — об определяющей роли экономического способа производства и классовой борьбе как движущей силе истории.
Отсюда получается или бессознательный уход в мелочи научного знания, или вольное, а чаще невольное увлечение ходячей теорией экономического материализма, с точки зрения которой рассматривается вся духовная культура.
Упрямая методичность и «экономический материализм» императора-стоика оказались более действенными, нежели воля и фанатизм защитников последнего оплота зелотства.