Мелодическая линия «Сонаты для двух голосов» (1933) изобилует перифразами, как и в предыдущей пьесе, ритм столь же непредсказуем, каждая из трёх частей столь же коротка.

Но несколько мелодических и ритмических фигур то и дело повторяются, служа путеводной нитью для слушателя; потом две мелодии возникают снова, но в обратном порядке.

Как известно, мелодическая линия обеих скрипичных групп в начале этой части изломана, но при исполнении всё сливается воедино в знакомую всем любителям музыки потрясающую, хватающую за душу трагическую мелодию.

Антиномия всеобщего и индивидуального находит выражение в сочетании субъективности музыкального высказывания, рождающего ассоциации с лирическим стихотворением, и объективности молитвы, текст которой полностью совпадает с мелодической структурой миниатюры.

Данная проблема приобретает ключевое значение в мелодических построениях длительного развёртывания, во многих отношениях определяя смысловые аспекты фразировки («Осенний день», «Романс»).

На первый взгляд, это типичная сонатина, отличающаяся прозрачностью двухголосной фактуры, ясностью мелодической линии и компактностью изложения.

Маршеобразность проявляется в пьесе весьма условно и нарушается мелодическими затактами, вкраплениями синкопированных оборотов, характером штриха.

Осознанию и утверждению богатырского эпоса в качестве неотъемлемой начальной стадии истории русского искусства слова не должна препятствовать и мелодическая сторона былин, в которых, как доказывалось выше, напев являл собой прежде всего мнемоническое средство, способ сохранения словесной ткани; исполнение былины — это, строго говоря, не «пение» в собственном смысле, а напевная форма декламации (как отмечалось, сказители могли обходиться и без напева).