Предложения в которых упоминается "историк литературы"
Мне неизвестно, является ли по своей научной специальности историком литературы г.
Этот и тому подобные факты представляют впрочем больший интерес для историка литературы, чем для историка философии.
Хотя этот период более интересен для историка литературы, чем для историка философии, но основные черты русского миросозерцания и в нём уже проявляются.
Советские историки литературы видели здесь — и достаточным обоснованно — предвосхищение «зова революционных демократов» «к топору».
Деда, а он был историком литературы и фольклористом-любителем, от такого прозаического взгляда на тайны фейри чуть кондрашка не брала.
Историк литературы. Лицо скучное. Резонёр.
Для будущего историка литературы они представят немалый интерес.
Публицист, историк, литературный критик и историк литературы.
Борьба эта занимала историков литературы и с точки зрения художественной красоты знаменитого турнира, и по существу спора.
Были и лингвисты, историки литературы, готовили у нас и редакторов издательств, литработников для газет и журналов.
Такие обозрения не бесполезны для настоящего времени и могут служить важным пособием для будущего историка литературы.
Существуют, однако, причины, не позволяющие возлагать всю вину за подобное забвение на историка литературы.
Относительно значения и достоинства сатиры вообще мы совершенно соглашаемся с почтенными историками литературы нашей.
Верховского — поэта, переводчика и историка литературы.
Едва ощутимое при жизни великого историка литературы и «уплотнившееся» после его безвременного ухода.
Тихонравова к его классическому изданию сочинений нашего автора навсегда освободили историков литературы от труда над таким пересмотром.
Вот, пожалуй, и всё, что могут сообщить о нём серьёзные историки литературы.
Постепенно историки литературы отняли от мифологов почти всю народную словесность.
Овсянико-Куликовский не были литературоведами sensu stricto, что в тогдашнем понимании должно было означать — историками литературы в её компаративном аспекте.
Шамбинаго, насыщенной драматизмом событий, вводящей нас в круг тех поэтических произведений русских народных кругов, которые дошли до нас только в отрывках и, к сожалению, ещё так мало оценены историками литературы.
Разумеется, всякая периодизация условна, это попытка вмешательства историка литературы в непрерывный литературный процесс, трудно поддающийся членению на периоды.
Формул романтизма дано несколько, но точной, совершенно исчерпывающей формулы, с которой согласились бы все историки литературы, пока ещё нет, она не выработана.
Не мудрено поэтому, что и у нас сатира привлекает к себе особенную благосклонность образованной публики и приводит в восторг лучших наших историков литературы, то есть тех, которые уже переступили степень развития, дозволяющую иным восхищаться слогом официальных отчётов.
Прочитать какого-либо автора на достаточно обширном литературном фоне или, обратно, обозреть те или иные периоды литературного развития в их отношениях к творчеству одного автора — две взаимосвязанные задачи для историка литературы.
Такой разброс мнений не может удовлетворить историка литературы, поскольку свидетельствует о кризисной ситуации в литературоведении и заставляет задуматься о правомерности применяемого подхода к периодизации и, соответственно, построению самой истории древнерусской литературы.
Изучение социального строения интеллигентных ячеек, в недрах которых развивается то или другое литературное «веяние», изучение их роста, столкновение между собою и с другими общественными телами, изучение их побед и поражений — вот с чего должен начать историк литературы.
Если скажут, что историк литературы вовсе не талантливостью её созданий руководится, что ведь изучает же он, например, Тредиаковского, то это будет лишь иллюзия и недоразумение.
Если бы не сравнивали, если бы издалека и косвенно не отправлялись от какой-нибудь эстетической ценности, от какой-нибудь признанной (хотя и недоказуемой) величины, то историк литературы прошёл бы мимо целой толпы незаметных и ничтожных.
Или, может быть, историку литературы при выборе материала достаточно опираться на общепризнанное и общепринятое и вовсе не надо ему брать на себя обязанность самостоятельной оценки?
Они требовали, чтобы историк литературы уподобился ботанику, который с одинаковым интересом изучает и апельсинное дерево и сосну, и лавр и берёзу, ароматный цветок и сухую былинку.
Между тем историки литературы в поте лица своего хлопочут о том, чтобы изучить тех, кто позади и впереди писателя, кто справа, кто слева, ходят кругом да около, занимаются пустяками и часто совершенно упускают из виду только одно — самого писателя, его душу, его внутренний мир, всё это неисчерпаемое богатство идей, настроений и чувств.
Но в последнее время она опять привлекает к себе внимание читателей и историков литературы.
Составители поэтических сборников и историки литературы называют разные имена, рассказывая о первых персидских поэтах.
Поэтому не буду вводить в заблуждение ни себя, ни других, да и не хорошо «отбирать хлеб» у коллег-филологов и историков литературы.
Когда мы, читатели и историки литературы, смотрим на поэтические движения, нам часто кажется, что поэты появляются не поодиночке, а обоймами.
Каждому историку литературы предстоит выбирать между «историей литературы» и «литературной историей».