Часть 3
Величие слова
В истории Ирана период с конца сасанидской эпохи до начала сефевидской эры принято называть эпохой Средневековья и временем правления племенных царей. Однако, в отличие от средневековой Европы, средневековый разрозненный Иран совершил заметное продвижение в науках, литературе и философии.
После арабского завоевания начался новый период, эпоха новых династий: с одной стороны, кровопролитных войн, осад городов и сражений, а с другой – великих мудрецов, поэтов и ученых. С 652 года в Персии установилась власть арабских халифов из династии Омейядов. Владения Халифата включали Аравию, Египет, Северную Африку, а также территорию современного Пакистана, Афганистана, Средней Азии, Иран, Ирак, Закавказье, Испанию…
Халиф Умар II
В эпоху халифата Омейядов древняя и богатейшая персидская культура стала основой того духовного, интеллектуального и творческого расцвета, который принятой называть «золотым веком» ислама. Среди правителей особую известность снискал халиф Умар II (Умар ибн Абд аль-Азиз), который занимал престол в 717–720 гг. Он получил прекрасное образование, обучаясь у прославленных ученых. И при всем своем богатстве был благочестив и очень скромен в повседневной жизни. Став халифом, он отдал все свое состояние в государственную казну, пользовался только доходом с принадлежавшего ему земельного участка. И на слова о том, что сам «великий Омар» – Умар I принимал государственное содержание, отвечал, что у того правителя не было других источников дохода, а у него, Умара II, имеется кусок земли.
Предания гласят также, что халиф в своем аскетизме не имел даже лишней смены одежды. «Аллах послал Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, направлять на прямую стезю, а не выжимать налоги!» – говорил он.
Умар II обеспечивал подданных халифата возможностью свободно передвигаться: по его распоряжению были проложены новые дороги, построены постоялые дворы для путников, вырыты колодцы. Всенародно был объявлен указ Умара: «Кого притеснили, пусть входит ко мне без разрешения».
Когда один из наместников высказался за применение силы против жителей Хорасана и начал перечислять их провинности, правитель в негодовании воскликнул: «Ты лжешь! Их исправит только справедливость и истина. Не забывай, Аллах погубит тех, кто бесчинствует».
Умар II скончался внезапно, и многие подозревали, что он был отравлен собственными родственниками и прежними царедворцами, которым он закрыл доступ к государственной сокровищнице. Зато ученым он платил жалованье из казны, чтобы у них не было необходимости думать в ущерб научным занятиям, как заработать на жизнь.
Но в целом такая скромность не была свойственна Омейядам. Стремление к роскоши, как пишет Али Акбар Велаяти в книге «Исламская культура и цивилизация», сыграло роковую роль в судьбе правящего дома: «Значительную часть доходов исламского государства они тратили на свои увеселения, пиры, строительство дворцов и роскошных зданий, что вызывало общественное недовольство и в результате привело к уничтожению этой династии».
Захватив возделанные земли и накопленные веками сокровища персидских владык, кочевники-воины быстро превращались в изнеженных сибаритов, забывавших не только о добродетельной скромности, но порой и о благочестии. Али Акбар Велаяти пишет: «Халиф был полномочным правителем исламских земель, а потому все доходы с этих территорий поступали в его распоряжение. Очевидно, что состояние халифа превосходило состояние любого из его подданных. На ступень ниже с точки зрения богатства стояли наместники и военные руководители (эмиры), так как они ведали сбором податей, которые назначали по своему усмотрению. Естественно, что чем больше у человека материальных средств, тем лучше ему хочется жить… В первый раз Умар, увидев роскошные одежды на Муавии, возмутился и сказал: «Муавия, ты вырядился, как персидский шах Кейхосров!» Омейядские халифы испытывали слабость к шелковым тканям, украшенным цветами и другими узорами. Известно, что у Хишама б. Абд ал-Малика имелось двенадцать тысяч комплектов такой шелковой одежды».
«Иран стал еще одним научным центром, сумевшим в значительной степени обогатить исламскую цивилизацию научными знаниями того времени».
Однако эта эпоха была отмечена и расцветом науки, литературы искусства. Исламская цивилизация заимствовала и продолжила развивать лучшие достижения и традиции ученых как Персии, так и Индии, и Греции. «Иран стал еще одним научным центром, сумевшим в значительной степени обогатить исламскую цивилизацию научными знаниями того времени, – пишет Али Акбар Велаяти. – В этом плане особо следует выделить роль города Гонди-Шапур, расположенного между Шуштаром и Дезфулем. Здесь еще во времена Хосрова Ануширвана были выстроены школа и больница, где трудились ученые из разных стран… По повелению Ануширвана были переведены на пехлевийский язык некоторые книги Платона и Аристотеля. А после покорения Ирана мусульманами естественно было ожидать того, что начнут переводиться книги с персидского на арабский язык. Одной из таких книг стала работа «Зидж Шахрийар» («Астрономические таблицы Шахрийара»), которого с пехлевийского на арабский перевел Абу Сахл б. Ноубахт. Впоследствии эта книга сыграла важную роль в развитии астрономических знаний в исламской традиции».
Труды персидских ученых оказали влияние не только на развитие науки в исламском мире, но и на сохранение драгоценного многовекового наследия лучших умов античного мира. Произведения величайших философов, естествоиспытателей и врачей времен расцвета Греции и Рима были переведены на персидский и арабский языки, снабжены комментариями и тем самым спасены от забвения. Впоследствии идеи античных ученых были продолжены принципиально новыми трудами персидских мудрецов, наука вышла на следующий уровень развития.
В книге Чрезвычайного и Полномочного Посла Исламской Республики Иран в России Мехди Санаи «Мусульманское право и политика: история и современность» говорится: «В период правления Умаййадов, а также в эпоху Аббасидов процесс развития культуры в мусульманском мире стал еще более интенсивным… Во дворце аббасидского халифа ал-Ма’муна (813–833) мусульманские ученые занимались переводом сочинений Платона, Аристотеля, Галена, определяли земные меридианы и параллели, изучали особенности небесных светил и земной коры. «Дом мудрости» при дворе халифа ал-Ма’муна, который представлял собой своего рода академию наук, с огромной библиотекой и астрономической обсерваторией, сыграл важную роль в изучении, совершенствовании и распространении научных достижений античного мира и раннего Средневековья». Тем самым были сохранены для всего мира сокровища научной мысли времен античности, умноженные в дальнейшем трудами великих ученых, среди которых – один из основоположников медицины Ибн Сина, создатель алгебры Ал-Хварезми, прославленный химик Джабир ибн Хайан и многие другие.
Последний халиф
Правление Омейядов закончилось при халифе Марване II. Изначально он был наместником халифа в Закавказье, вел военные действия против Грузии, а также против хазар и аланов. Он приобрел известность как весьма умелый полководец и, опираясь на собственный опыт, занялся реформой армии. Традиционно войско халифата формировалось на клановой основе. Марван переделал его в регулярную армию, служившую не столько по принципу преданности племенному вождю, сколько лично халифу за жалованье. Командование частями было поручено опытным военачальникам.
В 744 году тогдашний халиф Аль-Валид II назначил наследниками престола двух своих сыновей, рожденных невольницей. Это стало причиной недовольства среди родственников и последующего заговора, в результате которого Аль-Валид II был убит. Халифом стал его двоюродный брат Язид III, сын Аль-Валида I от наложницы, знатной персиянки, – недаром он называл себя потомком четырех властителей, в том числе шаха Хосрова. Но и ему недолго удалось удержаться на престоле. В разных концах державы пылали мятежи, один из повстанческих походов привел к гибели правителя. Новым халифом стал сын Аль-Валида II – Ибрахим, но его царствование продлилось меньше двух месяцев. Полководец Марван захватил столицу халифата и провозгласил себя правителем.
Но, несмотря на принятые им жесткие меры, удержать власть силой оказалось и для него невозможно. Начались новые массовые восстания в разных областях халифата. А в 750 году персидский военачальник Абу Муслим повел войска против Марвана II. 25 января 750 года произошло грандиозное сражение у реки Большой Заб. Традиционной главной ударной силе в войсках халифов – коннице – Абу Муслим противопоставил сплошной строй пеших воинов, вооруженных длинными тяжелыми копьями по образцу древнегреческих сарисс. Арабская кавалерия помчалась в атаку, но копьеносцы не дрогнули. Таким образом, первый же натиск армии халифа Марвана оказался неудачным, а последующей контратакой войск Абу Муслима силы Омейядов были полностью разгромлены. Погибли многие родственники халифа, а сам он бежал в Египет, но там был убит в августе того же года. От великой державы Омейядов остался только Кордовский эмират (впоследствии халифат) на территории современной Испании, названный так по имени столицы – города Кордова.
От Аббасидов до Саманидов
Правителем земель, в состав которых входила и территория Персии, стал Абуль-Аббас Абдаллах, правнук Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди Пророка Мухаммада. Спустя четыре года трон наследовал брат Абу Джафар, ставший прославленным правителем и прозванный аль-Мансур – «Победитель». При нем была заложена новая столица Багдад неподалеку от места прежней сасанидской столицы Ктесифона. Так к власти пришла династия Аббасидов, при которых халифат достиг наивысшего расцвета. При них персидские правители областей получили некоторую самостоятельность, персы смогли занимать высокие должности при дворе халифа. Более того, потомки Аббаса, организуя государственное управление, взяли за образец систему устройства власти, существовавшую при персидской династии Сасанидов.
При Аббасидах продолжилось развитие культуры, впитавшей в себя многовековую персидскую традицию в сочетании с лучшими достижениями античной Эллады. «Переводы с греческого на арабский язык начали появляться очень рано под влиянием христиан; одним из любителей греческой науки был уже омейядский царевич Халид, сын халифа Йезида I, умерший в 704 году, не достигнув 40 лет (в 683 г., в год смерти его отца, он был еще мальчиком); ему приписывается перевод некоторых сочинений по астрономии, медицине и химии; утверждали даже, что Халиду удалось найти “философский камень” – средство для искусственного приготовления золота… – писал Василий Бартольд в книге «Культура мусульманства», впервые вышедшей в России в 1918 году. – В XIII в. Египет и Сирия, благодаря победам египетских султанов, избежали монгольского завоевания; тем не менее, разоренная монголами Персия оставалась средоточием культурного прогресса, даже продолжала оказывать влияние на Египет; именно в эту эпоху в государственной жизни Египта арабские названия должностей все более вытесняются персидскими. Сасанидская Персия была для самих арабов идеалом благоустроенного государства; введение учреждений персидского типа, казалось, только укрепляло ислам и его державу; поэтому персидские советники халифов и их наместников могли называть себя правоверными мусульманами и верноподданными халифов».
«Сасанидская Персия была для самих арабов идеалом благоустроенного государства».
При Аббасидах халифат стал не столько арабской, сколько общемусульманской державой. К началу IX века под властью Аббасидов находились земли современных арабских стран, а также Персия, южная часть Средней Азии, Северная Африка. В 762 году халиф Абу Джафар аль-Мансур основал на реке Тигр новую столицу – Багдад.
Аббасиды не вели активных завоеваний, но долгое время весьма успешно обороняли границы. Им удалось победить китайцев в битве у Таласа в 751 году. Также они одерживали победы в приграничных столкновениях с Византией. Однако внутри державы периодически было неспокойно. Слишком разнородными были территории, объединенные под верховной властью халифов, а потому не раз начинались беспорядки, например мятеж Муканны в Мавераннахре (776–783 годы), Бабека в Азербайджане (816–837), зинджей в Ираке (869–883 годы), карматов в Бахрейне и Аравии в конце IX – начале X века. Более того, местные правители и наместники в окраинных землях постепенно забирали власть в свои руки, сохраняя лишь формальное подчинение верховной власти халифа.
Именно таким образом впервые после арабского завоевания к власти в Хорасане в 822 году пришла чисто персидская династия, когда тамошний правитель Тахир бен-Гусейн бен-Мусаб объявил свою провинцию государством. А себя, соответственно, ее повелителем и родоначальником нового царственного дома – Тахиридов. Полностью независимым от власти Аббасидов ему стать не удалось, хотя именно при Тахиридах началось становление просвещенного абсолютизма, который на новом историческом этапе прославил Персию не только как мощную державу, но и как оплот науки и культуры.
В полной мере Персия освободилась от арабского правления, когда у власти в Хорасане и Маверанахре утвердилась династия Саманидов, царствовавшая в 819–999 годах. Основателем этой династии был Саман-худат, получивший свое имя по названию селения Саман. Поскольку селений с таким названием известно несколько, то исследователи до сих пор не пришли к единому мнению, из какого Самана – того, что в Балхе, или того, что возле Самарканда, – происходил родоначальник Саманидов. Есть также мнение, что предками Саманидов был один из знатнейших парфянских родов.
Поначалу главным городом государства Саманидов был Самарканд, но в 888 году Исмаил ибн Ахмад одержал победу над собственным братом, которого звали Наср – тот был назначен халифом аль-Мутамидом наместником Мавераннахра, а резиденцию имел как раз в Самарканде, – и после его смерти в 892 году стал верховным правителем Саманидов. «В 888 г. Исмаил победил в сражении и взял своего брата Насра в плен, – описывает эти события американский иранист Ричард Никсон Фрай. – Обращение с Насром Исмаила записано в истории, дабы показать великодушие характера последнего. Повествование сообщает, что, когда Исмаил встретился со старшим братом, он спешился и поклонился, прося прощения за свои грехи и ошибки. Затем отправил Насра в Самарканд, оставив его главой рода Саманидов и наместником Трансоксианы. Наср был тронут таким отношением, а Исмаил заслужил вошедшую в историю репутацию доброго и чуткого правителя».
Исмаил ибн Ахмад перенес столицу в Бухару и там тоже славился как заботливый властитель. Причем эта его слава сохранилась, несмотря на прошедшие столетия. Два века спустя Низам аль-Мульк, бывший великим визирем при дворе Сельджукидов, писал о правлении первого Саманида с глубочайшим восхищением. В своем знаменитом труде «Сиасет-наме» («Книга о правлении») Низам аль-Мульк описывал, как Исмаил каждый день выезжал верхом из дворца без всякого сопровождения, свиты и охраны и останавливался посреди главной площади Бухары. Там он находился, пока муэдзины не призовут к полуденному намазу. И происходило это летом и зимой в любую погоду. Правитель пояснял, что считает необходимым дать возможность обратиться к нему с жалобой на беду или несправедливость всякому человеку, которого иначе бы не допустили к владыке. Абу Бакр Мухаммад ибн Джафар Наршахи в своей «Истории Бухары» писал, что Исмаил освободил подданных от платы за строительство и ремонт укреплений города, говоря, что пока он жив, он сам – стена Бухары.
Он же успешно воевал против тюркских кочевых племен, что в немалой степени способствовало экономическому процветанию государства и развитию торговых путей. Серебряные монеты Саманидов имели хождение по всей Центральной Азии и не только. В течение многих веков различные персидские предметы оказывались на русских землях. Некоторые из них сохранились до наших дней в краеведческих и художественных музеях. Так, в книге Нины Бедняковой «Музей Саратовской губернской ученой архивной комиссии. Страницы истории. 1886–1919» в описании нумизматического отделения упоминается и персидская монета, «…сдъланная въ подражание монетам самонидских эмиров Измаила-бенъ Ахмеда 892–907 гг. и Насръ-бенъ Ахмеда 914–943 по Р. Х. Монета эта пожертвована В. Д. Чесноковымъ въ Казанской губернiи, Спасскомъ уъездѣ, близъ села Кокрядъ, среди серебряныхъ монетъ Самониды Измаила-бенъ Ахмеда-Шашъ 899–901 г. по Р. Х.».
Вскоре государство обрело полную независимость от халифов. Растущее богатство позволяло правителям Саманидам оказывать щедрое покровительство поэтам и ученым. Персидский историк и государственный деятель Малик ибн Мухаммед Джувейни, автор трактата «История Мирозавоевателя», писал о тогдашней Бухаре: «Вокруг нее исходит сияние великолепия учености ее врачей и законоведов, ее украшают высочайшие достижения образованности и исключительных знаний».
Придворный историк правителей из династии Газневидов, уроженец Нишапура Абу Мансур ас-Саалиби в своей книге «Жемчужина века» так описывает научное и творческое сообщество саманидской столицы: «Бухара под правлением Саманидов являлась средоточием великолепия, святыней империи, местом встречи самых исключительных умов столетия, горизонтом мировых литературных звезд и ярмаркой величайших ученых своего времени. Абу Джафар аль-Мусави рассказывал: «Мой отец, Абул-Хасан, получил приглашение в Бухару в дни эмира Саида [Насра], и там были собраны самые выдающиеся образованные люди города… И сказал мне мой отец: «О сын мой, это выдающийся и памятный день; славьте Господа за то, что собраны вместе талантливые люди такого полета и самые несравненные ученые этого времени, и, когда меня не станет, помните сей день, как один из величайших среди выдающихся событий нашего времени и памятных моментов жизни вашей. Ибо мне с трудом верится, что в потоке лет вам доведется лицезреть подобное собрание знаменитостей».
Бухара стала центром, где сосредоточилось развитие персидского языка и литературы на нем. «…золотой век Бухары пришелся на X столетие, когда во владениях Саманидов начала расцветать новоперсидская литература», – отмечает в своем исследовании «Бухара в Средние века» американский иранист Ричард Никсон Фрай. Он же указывает, в свою очередь, на прочные связи между державой Саманидов и Русью, да и всей Восточной Европой: «Большинство отправлявшихся в Восточную Европу товаров представляли собой предметы роскоши, такие как изделия из лучшего шелка и хлопка, медные и серебряные блюда, оружие, драгоценности и т. п. Из Восточной Европы обратно шли меха, янтарь, мед, овечьи шкуры… Во времена Саманидов также процветал Великий шелковый путь в Китай, и в то время Китай отправлял во владения Саманидов такие предметы роскоши, как керамические изделия, специи… Китайцы, в свою очередь, ввозили лошадей и среди других товаров стекло, которым так славились Самарканд и другие центры Трансоксианы».
«…золотой век Бухары пришелся на X столетие, когда во владениях Саманидов начала расцветать новоперсидская литература».
В старинных русских хрониках Каспийское море именовалось Хвалынским или Хорезмийским. «Огромный объем торговли с Восточной Европой, – пишет Фрай, – как нельзя лучше подтверждается значительным количеством саманидских серебряных монет, обнаруженных в России, Польше и Скандинавских странах. X в. стал периодом экспансии викингов, поэтому столь обширные контакты не выглядят чем-то необычным. Обнаружены клады монет Саманидов, как и меньшие запасы монет Бухар-худа, многие из которых оказались разрубленными на две половины, что позволяет предположить, что серебряные монеты использовались в Восточной Европе как в качестве наличных денег, так и для простого обмена. В степях серебро всегда выполняло роль наличности, и купцы из саманидских владений обнаружили, что кочевники Средней Азии и Южной России охотно принимают их монеты. Но монетам полагалось быть из хорошего серебра, потому что мы находим в скандинавских и русских кладах совсем немного серебряных монет невысокого качества».
Уже в те времена в Ферганской долине умели добывать нефть, которая иногда использовалась для светильников, но чаще всего – для изготовления зажигательных боевых снарядов. Было придумано множество приспособлений, с помощью которых при осаде города через стену перебрасывали емкости с горящей нефтью или пропитанную ею подожженную паклю. Через Южную Русь эти изобретения были завезены в Западную Европу и часто использовались в тамошних войнах.
Многие русские купцы, постоянно торговавшие с Персией, обустраивали собственные склады в иранских городах. А поскольку подобная торговля обычно была занятием всей семьи, то кто-то из сыновей, братьев или племянников переселялся туда, дабы вести дела. Исторические хроники свидетельствуют о существовании русских общин в Бухаре и других крупных городах эпохи Саманидов.
Блистательные поэты
Немалую роль в возрождении национального самосознания персов сыграло развитие персидской литературы. Кто были ее родоначальники, ученые спорят до сих пор. Составители поэтических сборников и историки литературы называют разные имена, рассказывая о первых персидских поэтах. «Некоторые упоминают имя Абу Хафса Согди, другие же говорят, что первым поэтом был Абульаббас Марвази, – пишет Ахмад Хатами в книге «Иран: страна и люди». – Говорят также, что неизвестный автор книги «История Систана» – это Мохаммад бин Васиф Сагзи. Фируз Машреки, Махмуд Варрак, Бассам Курд Хареджи и Мохаммад бин Мохаллад – другие поэты, чьи несколько бейтов приводятся в старинных поэтических антологиях…»
Зато имена обладателей блестящих талантов, которые расцвели в эпоху правления династии Саманидов благодаря поддержке просвещенных властителей, известны всем истинным ценителям классической литературы – это Рудаки, Абу Шакур Балхи, Шахид Балхи, Дагиги, Абу-Исхак Касаи Марвази… Они прославились не только красотой образов, но и легкостью слога, и простотой изложения, сочетавшейся с глубоким смыслом. По словам Ахмада Хатами, «они излагали на бумаге те идеи и мысли, что приходили им на ум, в такой же форме, и не утруждали себя созданием новых выражений, а описания и аллегории черпали из вполне ощутимых, видных, логичных и воображаемых предметов. Лучшие образцы поэзии в таком стиле можно найти в стихах «Отца персидской поэзии», «Султана поэтов» – Рудаки. Его стихи – простые, нежные, плавные и далекие от любой неуклюжести. Музыкальные познания Рудаки также повлияли на его поэзию. Его стихи создают глубокую душевную связь с читателем. Он – единственный из поэтов, который писал разными стилями, и преуспел в каждом из них».
«Некоторые упоминают имя Абу Хафса Согди, другие же говорят, что первым поэтом был Абульаббас Марвази. Говорят также, что неизвестный автор книги «История Систана» – это Мохаммад бин Васиф Сагзи. Фируз Машреки, Махмуд Варрак, Бассам Курд Хареджи и Мохаммад бин Мохаллад – другие поэты, чьи несколько бейтов приводятся в старинных поэтических антологиях…»
Рудаки
Рудаки, признанный основоположник персидской литературы, также является основателем поэзии на языке фарси-дари, создателем особых поэтических жанровых форм. Полное имя поэта – Абу Абдуллах Джафар Рудаки. О точной дате рождения поэта исследователи делали разные предположения, прежде всего основываясь на дате смерти. А также учитывали информацию из отдельных фрагментов его высказываний. Существует мнение известного русского историка А. Е. Крымского о том, что поэт родился, когда «Бухара перешла из рук Саффаридов в руки Саманидов (874 г.)».
«Его стихи – простые, нежные, плавные и далекие от любой неуклюжести. Музыкальные познания Рудаки также повлияли на его поэзию. Его стихи создают глубокую душевную связь с читателем. Он – единственный из поэтов, который писал разными стилями, и преуспел в каждом из них».
Место его рождения тоже вызывало споры вплоть до 1940 года. Многие утверждали, что родиной великого поэта была Бухара. Однако некоторые называли его родиной Самарканд. Было и предположение, что Рудаки появился на свет в селении Панджруд. Знаменитый таджикский писатель и литературовед Садриддин Айни, изучая различные письменные свидетельства и сравнивая их с устными народными преданиями, пришел к выводу, что родина поэта – селение Рудак. Более того, благодаря проведенным исследованиям, он установил и место захоронения поэта в кишлаке Панджруд.
Рудаки первоначально приобрел славу как певец и музыкант-рапсод. И вместе с тем он был одарен незаурядным поэтическим талантом. Он имел схоластическое образование, в том числе в совершенстве владел арабским языком. Хорошо знал Коран. Рудаки писал много и увлеченно. В числе его творений: поэмы, лирические газели и рубаи, касыды, кит’а, лугз… Более 130 тысяч двустиший, считающихся написанными этим автором, дошло до нашего времени.
Об образе жизни поэта почти не сохранилось достоверных сведений. Но о его молодых годах говорится в книге Мухаммада Ауфи «Лубаб ал-албаб» («Сердцевина сердец»). Также, основываясь на строках одного бейта Рудаки, можно предположить, что он происходил из бедной семьи:
[Носил] я чарыки, [ездил] на осле, а теперь достиг того,
Что признаю китайские сапоги и арабского коня.
С другой стороны, видный востоковед А. Т. Тагирджанов предположил, что отец Рудаки был достаточно образованным человеком и даже мог принадлежать к духовенству. Это основано на том, что существуют свидетельства, что уже в возрасте восьми лет Рудаки декламировал наизусть Коран. Для такого заучивания необходимо понимание текста и ежедневные занятия по несколько часов в сутки. Следовательно, с ребенком занимались просвещенные родители или его наставником был имам.
«Для возрождения персидской литературы более всего было сделано династией Саманидов (875–999), к которой после некоторого перерыва перешло от Тахиридов верховное господство над Хорасаном и завоеванной мусульманами уже в то время частью Туркестана, – писал Василий Бартольд. – Столица Саманидов, Бухара, привлекла к себе большое число поэтов и ученых; их государство считалось в X в. одним из самых благоустроенных. Саманиды происходили из Балха и по национальности были иранцами, языком государственного производства при большей части правителей из этой династии был персидский…»
Когда именно Рудаки служил при дворе Саманидов, не установлено. Вероятнее всего, он был современником саманидского эмира Насра ибн Ахмада, который правил Хорасаном в 913–943 гг. При этом А. Крымский, С. Нафиси, М. И. Занд и А. М. Мирзоев предположили, что поэт мог начать службу при саманидском дворе еще во время Исмаила Самани, в 890-х гг. Эмир Наср ибн Ахмад покровительствовал поэту и сделал его своим приближенным. Это принесло Рудаки процветание, о нем тогда говорили, что «двести рабов, четыреста верблюдов бывало в его караване…».
«Для возрождения персидской литературы более всего было сделано династией Саманидов (875–999), к которой после некоторого перерыва перешло от Тахиридов верховное господство над Хорасаном и завоеванной мусульманами уже в то время частью Туркестана. Столица Саманидов, Бухара, привлекла к себе большое число поэтов и ученых; их государство считалось в X в. одним из самых благоустроенных. Саманиды происходили из Балха и по национальности были иранцами, языком государственного производства при большей части правителей из этой династии был персидский…»
Одна из легенд, посвященных Рудаки, гласит: его стихи настолько сильно и ярко передавали эмоции, что однажды он сумел убедить эмира Насра прекратить долгий военный поход и повернуть домой: «О Бухара! Возликуй и пребудь в веках! \ Эмир к тебе, радуясь, держит путь. \ Эмир – кипарис, а Бухара – сад. Кипарис возвращается в свой сад. \ Эмир – месяц, а Бухара – небеса. \ Месяц восходит на небеса». Об этом поэта просили уставшие и истосковавшиеся по своим семьям военачальники. Согласно преданию, эмир был так впечатлен, что приказал немедленно поворачивать к дому и даже вскочил на коня, не успев надеть сапоги.
Некоторые считали, что Рудаки был слеп от рождения, но это обстоятельство научно опровергнуто ученым М. М. Герасимовым Опровержение основано на методе восстановления внешнего облика человека. По останкам костей скелета было выяснено, что слепота могла наступить не ранее, чем поэт достиг возраста шестидесяти лет.
Ученый Саид Нафиси из Ирана считал, что поэт Рудаки и правитель Наср принадлежали к исмаилитам. В 940 году против исмаилитов произошло восстание. Визирь, завидовавший успеху и состоянию поэта, донес на него, обвиняя в ненадежности. Разгневанный хитроумным наветом, правитель отдал приказ ослепить поэта и конфисковать все имущество, что ему принадлежало. После этого другой придворный поэт посвятил гневному правителю такие строки: «В истории ты запомнишься как правитель, ослепивший великого поэта».
Одумавшись и проведя расследование, эмир Наср выяснил истинные причины интриги завистливого визиря против Рудаки. Он казнил визиря и приказал щедро одарить Рудаки. Однако поэт не принял даров и предпочел смерть в нищете. Он ушел из жизни на родной земле, в селении Панджруд.
До нашего времени из произведений Рудаки полностью сохранились лишь касыда «Мать вина» (933 год). А также автобиографическая касыда «Жалоба на старость». Это не считая около 40 четверостиший (рубаи). Остальное поэтическое наследие Рудаки представляет собой фрагменты произведений панегирического, лирического и философско-дидактического содержания. Среди них отрывки из поэмы «Калила и Димна» и еще пять поэм.
В стихотворениях Рудаки наряду с темами восхваления и анакреонтическими мотивами явственно звучит тема веры в силу человеческого духа и знания. Он вдохновенно призывает к действию и добродетели, способной изменять жизнь. Яркость образов, легкость и чистота его поэтических выражений являются характерной чертой созданного им и его соратниками узнаваемого стиля, который существовал до конца XII века и стал известен как хорасанский стиль.
«Калила и Димна» Рудаки
Одним из знаменитых произведений персидской классической литературы, входящих в золотой фонд всемирной культуры, является сборник притч и поучительных рассказов «Калила и Димна». Известный исследователь Жан-Поль Ру в своей книге «История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней» подчеркивает значение этого произведения: «Наибольший резонанс произвел персидский перевод «Калилы и Димны», произведения, которое со времен появления в своей древней арабской версии всегда приводило читателей в восторг, а теперь обрело вторую молодость».
Но на самом деле перевод, о котором идет речь, был как минимум вторым появлением персидской версии «Калилы и Димны», поскольку арабский сборник был в свою очередь переводом с персидского. Тот, самый первый, перевод был выполнен по распоряжению знаменитого правителя шаха Хосрова Ануширвана примерно в 550 году. Его подготовил придворный врач и ученый по имени Барзавейх, а первоисточником послужила индийская рукопись, впоследствии получившая известность под названием «Панчатантры». В середине VIII века именно с этого персидского варианта был выполнен широко известный арабский перевод, авторство которого приписывают Ибн-аль-Мокаффа.
Изначальный персидский текст был утерян, поэтому и появилась новая версия – перевод с арабского (вернее, несколько различных вариантов). На это произведение, в частности, опирался Фирдоуси при создании «Шахнаме». А прославленный поэт Рудаки сочинил поэтическую версию «Калилы и Димны», состоявшую из 12 тысяч бейтов. До наших дней из них дошло всего 129.
Но в свое время новая персидская «Калила и Димна», как книга назидательных и одновременно остроумных рассказов, была переведена на множество языков, включая славянские, а также на латынь. Ее влияние литературоведы усматривают даже в творчестве таких европейских писателей, как Ариосто и Боккаччо.
Покровители искусств и ремесел
В 962 году, в царствование Мансура I, один из высших военачальников и наместник Хорасана Алп-Тегин, будучи смещен со своей должности, восстал против правителя, разбил высланные против него войска и обосновался в городе Газни на территории современного Афганистана. Тамошнего правителя он сверг и основал собственную царствующую династию Газневидов. Но развитию персидской культуры и науки эти потрясения не повредили, так же как и последующее воцарение Сельджукидов, при которых столица была перенесена в Исфахан. Газневиды покровительствовали ученым и поэтам, в том числе: Аль-Бируни, Утби, Абу-ль-Фазл Бейхаки, Гардизи, Фирдоуси и многим другим.
«Для каждой отрасли ремесла как в Иране, так и в Армении была присуща свойственная только ей легенда. Наличие легенд в уставах свидетельствует о древнем происхождении того или иного вида ремесла. Как правило, ремесленные легенды Ирана основаны на коранических сказаниях, они не только проповедуют определенные нравственные нормы, но и поясняют происхождение ремесла».
Часто произведениями искусства именуют лишь то, что изначально было создано для украшения жизни – например, многоцветные мозаики или изысканную посуду для торжественных пиршеств. Однако не все так просто. «Для каждой отрасли ремесла как в Иране, так и в Армении была присуща свойственная только ей легенда. Наличие легенд в уставах свидетельствует о древнем происхождении того или иного вида ремесла. Как правило, ремесленные легенды Ирана основаны на коранических сказаниях, они не только проповедуют определенные нравственные нормы, но и поясняют происхождение ремесла», – свидетельствует Динара Атаджанова в книге «Армения – Иран: История. Культура. Современные перспективы взаимодействия». Более того, изделия ремесленников, так же, как иные предметы, предназначенные для повседневного использования, например монеты, способны отобразить процесс развития культуры столь же (а иногда и более) ясно, как и уникальные работы выдающихся мастеров.
Олег Грабар, профессор Йельского университета, в своем фундаментальном труде «Формирование исламского искусства» наглядно демонстрирует, что само понятие искусства намного обширнее и сложнее, нежели сравнительно краткий перечень выдающихся произведений. И столь же сложным и многообразным является персидское влияние на культуру не только сопредельных земель, но и Аравии, и Египта, и более далеких краев. По его словам, на древней иранской основе образовался «чрезвычайно широкий диапазон исламского искусства в пространстве и времени. Оно обнаруживается в Испании в VIII веке и в Индии в XVIII столетии, и почти все страны и все столетия в этих пределах питали его развитие. Хотя есть достаточно оснований, чтобы рассматривать такие огромные территории на протяжении этой тысячи лет как единое целое, в равной степени. Верно и то, что к этому неизбежно привели значительные изменения – региональные или продиктованные временем».
При этом можно заметить, что культурные традиции времен Ахеменидов или Сасанидов, воплощенные в декоративном искусстве, архитектуре и многом другом, трансформируясь и встраиваясь в новые реалии, обретали новую жизнь, продолжая впечатлять поколение за поколением. «Некоторым формам могли придаваться конкретные значения, – пишет профессор О. Грабар. – Без существенных изменений своих очертаний башни становились минаретами, ниши – михрабами, а концентрация нефов на одной стороне здания указывала киблу всякий раз, когда эти черты обнаруживались в мечети. Арабские надписи – видимые частично, как в верхней части мозаичного декора Купола Скалы, или легко доступные обозрению, как на фасаде тимского мавзолея, на михрабе Кордовской мечети, либо на керамических тарелках из Северо-Восточного Ирана – стали конкретными иконографическими элементами, которые определяли конкретное значение памятника». Причем на этот процесс оказывали влияние многочисленные разновидности исторических, интеллектуальных, функциональных, эстетических, теоретических и других факторов, оказывавших влияние на этот процесс.
«Можно привести множество историй и сообщений, которые указывают на то, что омейядские принцы и халифы приняли как свою собственную древнюю ближневосточную традицию преобразования развлечений и удовольствий в официальную деятельность, иллюстрирующую могущество и величие правителя. Ко времени мусульманского завоевания эта традиция преимущественно ассоциировалась с династией Сасанидов в Иране…»
Сохранились увлекательные свидетельства моментов, когда различные культуры смешивались и переплавлялись воедино, формируя уникальную традицию. «Можно привести и множество других историй и сообщений, которые указывают на то, что омейядские принцы и халифы приняли как свою собственную древнюю ближневосточную традицию преобразования развлечений и удовольствий в официальную деятельность, иллюстрирующую могущество и величие правителя, – указывает Олег Грабар. – Ко времени мусульманского завоевания эта традиция преимущественно ассоциировалась с династией Сасанидов в Иране, и независимо от того, какое впечатление это могло произвести в Риме, оно было намеренно преуменьшено, если не отброшено полностью в официальных византийских церемониях. Можно только размышлять относительно того, почему мусульмане… довольно быстро подхватили иранскую церемониальную схему неподвижной фигуры монарха, являющегося во всем величии, или развлечений, удостоверяющих его царскую сущность».
Эту особенность отмечают многие исследователи. «Искусство эпохи Саманидов представляло собой смесь местных традиций, влияния сасанидского Ирана, в основном раннего исламского периода, и нового исламского искусства, развившегося при Аббасидах, – отмечает Ричард Фрай. – Последнее лучше всего представлено находками, сделанными во временной столице Аббасидов, Самарре, по имени которой и получил свое название самаррский стиль. Во-первых, самаррский стиль в украшении характеризуется волнистыми поверхностями в плоскостях высокого и низкого рельефа, идеальными для штукатурки и лепнины. Так называемая гробница эмира Исмаила, точнее, мавзолей Саманидов в Бухаре демонстрирует схожесть с Самаррой, но здесь также предполагается изначальная резьба по дереву, поскольку украшения или узоры подчеркнуты множественными заостренными плоскостями высокого и низкого рельефа, а не волнистыми поверхностями. Что касается архитектуры мавзолея, то его конструкция походит на разновидность храма огня, известного в Иране как «чахар так», или четыре арки, увенчанные невысоким куполом».
Однако, по мнению специалистов, важнейшую роль в расцвете «персидского Возрождения» сыграло не только многообразие достижений искусства, но прежде всего литература, поэзия. Особое значение для формирования культуры и всего мировоззрения жителей иранских земель имела знаменитая поэма Фирдоуси «Шахнаме».
Конец ознакомительного фрагмента.