Возможно, такой язык у нас уже есть — древнейший символический язык мифов, который соединяет в себе знание законов земли и неба, раскрывает тайны природы и человеческой жизни.

Таковы некоторые методы, посредством которых изучаются способы соотнесения слов и фраз с природой — сначала слов собственного языка индивида, а затем, возможно, других, укоренённых в иных языках.

Козлом отпущения был добродушный, мешковатый парнишка лет пятнадцати, от природы вовсе неглупый, но потерявший веру в свои силы из-за постоянных насмешек и издевательств со стороны своих товарищей, более бойких на язык, хотя, быть может, менее способных.

В большинстве языков усвоение этих двух видов знания — знания слов и знания природы — представляет собой единый процесс.

Отличительная особенность революционного изменения языка заключается в том, что при этом изменяются не только критерии применения терминов к природе, но и множество объектов или ситуаций, к которым относятся эти термины.

Следовательно, за этим тезисом стоит не жёстко конвенционализирующий язык абсолютный философский дуализм, а монистически окрашенная идея сглаживания в недрах «трансцендентно-имманентной» природы символических референтов «субъект-объектной пропасти».

Поскольку она может побудить метафизиков к более глубокой рефлексии о природе метафизики и о статусе и интерпретации метафизического языка и метафизических принципов.

Символизм не произвольно в языковом отношении синтетически соединяет всё что угодно с чем угодно, а синтетически скрещивает в специфически языковом по своей природе предикативном акте из языка же почерпнутые полярно контрастные семантические зоны — так можно понять лингвистический смысл ивановской формулы мифа как синтетического суждения.