Вот сцена готова; один за другим приходят актёры и скрываются за драпировкой, чтобы переодеться: уборных нет.

Мы все играем разные роли, проживаем различные драматические и трагические ситуации, совсем как актёры на сцене, с той разницей, что в жизни мы не помним, что являемся актёрами и что всё происходящее с нами — роли.

Наконец, когда разыгрывавшие эту сцену преступные актёры, утолив свои низменные желания, собрались возвращаться домой, тот, что был похож на господина, подошёл к скрывавшему меня кустарнику, чтобы справить нужду.

Я никогда не видела его на сцене. Думаю, что он был посредственным актёром.

Одно из её положений гласит: актёр на сцене должен не просто играть, а, насколько позволяют его таланты, перевоплощаться в персонажа.

Повышенная ритуализованность жизни двора размывала барьер между сценой и залом, тем более что свечи во время представления не гасились (cм.: Johnson 1999: 11 — 13; Bergman 1977: 125), а распространённость в аристократической среде любительских постановок приводила к тому, что зрители и актёры могли меняться местами.

Они презирали актёров, как фокусников, ненавидели их, как людей, живущих в антагонизме с обществом, и обвиняли их в том, что они предаются за кулисами тем порокам, которые изображают на сцене.

Актёры снимались легко и непринуждённо, хотя было трудно: фильм снимался в двух вариантах (для широкого экрана и обычный формат), поэтому одну и ту же сцену приходилось играть дважды.