Но вот наставляемый сознаёт происходящие в нём перемены; теперь та самая свобода, которая прежде была лишь равнодействующей между боровшимися в нём разнородными стремлениями, неуравновешенными никакою
разумною силой, при новом вселении во внутреннее содержание личности целого богатства новых чувствований и стремлений, совершенно непримиримых с прежним служением страстям и увлечениям, та самая свобода, говорим, которая гналась лишь за покоем и приятностью, принуждена отнестись к своей духовной жизни с полною определённостью.
