Верблюд, показавшийся из канавки, по праву мог требовать почестей: его масть и рост, мускулистое туловище, длинная, лёгкая,
по-лебединому изогнутая шея, голова с широким лбом, настолько сужающаяся книзу, что её мог бы, пожалуй, обхватить женский браслет, его медленный и эластичный шаг, уверенная и беззвучная поступь — всё изобличало в нём сирийскую кровь, столь же древнюю, как мир, и по цене не имеющую себе равной.