Вы здесь

Святое дело. Глава 1. «Говорю вам под большим секретом…» (Виктор Суворов, 2008)

Где кончается документ, там я начинаю.

Ю. Н. Тынянов


Глава 1

«Говорю вам под большим секретом…»

Будем надеяться, что нам удастся превратить нашу Рабоче-Крестьянскую Красную Армию из оплота мира, каким она является теперь, в оплот освобождения рабочих капиталистических государств от ига буржуазии.

И. В. Сталин. Письмо курсантам Нижегородской пехотной школы. 10 марта 1925 г.

«Краткий курс истории ВКП(б)» учит нас: чтобы уничтожить опасность капиталистической интервенции, есть одно средство – уничтожить капиталистическое окружение. Лишь тогда мы сможем сказать, что знамя мировой Коммуны восторжествовало во всем мире!

Л. З. Мехлис, армейский комиссар 1-го ранга, начальник Политуправления РККА, личный секретарь Сталина «по полутемным делам»[1]. 4 апреля 1939 г.

1

Почему Сталин отказался принимать Парад Победы? Этот вопрос я задавал в своих статьях и выступлениях. Этот вопрос я вынес в название первой главы книги «Последняя республика».


Ответ, на мой взгляд, прост: нечего было праздновать. Во Второй мировой войне Советский Союз потерпел сокрушительное поражение. Да, еще некоторое время после «Великой Победы» он оставался на плаву, и на верхней палубе гремели победные марши, но капитану было ясно: недолго музыке играть… Колоссальные природные ресурсы огромной страны позволили растянуть агонию на десятилетия, однако любому здравомыслящему человеку было ясно: рана, которую Гитлер нанес Советскому Союзу 22 июня 1941 года, смертельна.

Сталин развязал Вторую мировую войну ради того, чтобы включить в состав Союза Советских Социалистических Республик все государства континентальной Европы, чтобы стереть между ними все границы, а пограничные столбы пустить на ограждение истребительно-трудовых лагерей.

Вторая мировая война замышлялась как первый акт Мировой революции. Цель не была достигнута. Социалистическое государство не способно длительное время существовать рядом с нормальными странами с их здоровой экономикой. В обозримом историческом будущем социалистическое государство должно было погибнуть. Сталин это понимал лучше всех, потому и отказался принимать парад.

Некоторые воспринимали поражение Германии во Второй мировой войне как победу Советского Союза. А я в первой части своей книги «Последняя республика» показал, что Сталин ситуацию оценивал трезво и победных восторгов толпы явно не разделял.

Никто со мной спорить не стал, но вдруг после выхода книги и как бы вне всякой связи с ней пошли косяком статьи, которые можно объединить заголовком: «Почему Сталин не оседлал белого жеребца». Их смысл таков: Сталин был полон решимости лично принимать парад, но куда ему, неповоротливому!

Авторы тех публикаций рассказывали, что вождь тайно от всех по ночам в Манеже тренировался. Но не вышло у неуклюжего. Свалился с коня. И хорошо! Правильно судьба распорядилась. Было и без Сталина кому парад принимать. Был куда более достойный кандидат на эту роль. Тот самый! Единственный! Тот, кто страну спас! Ему-то, спасителю, судьба и оказала великую честь: Маршалу Победы выпало принимать Парад Победы! Сталин, говорилось в статьях, сам был не прочь в седле покрасоваться, да только не было у него соответствующего умения.

Все это повторялось многократно, по разным поводам и без них, в статьях, телевизионных передачах, а затем и в книгах. И был у этого потока информации один, но уж очень авторитетный первоисточник – полковник-кавалерист Маслов Сергей Николаевич, личность уважаемая и, не побоюсь этого слова, поистине легендарная.

2

В 1945 году С. Н. Маслов был майором, командиром кавалерийского полка. Его знала почти вся армия. Знали его и в Кремле. О нем ходили легенды. Вот его-то, лихого наездника, Сталин и пригласил в инструкторы. Работа, согласимся, выпала майору Маслову не из легких. Сталин на коне никогда не сидел. И возраст его в тот момент – 65 лет.

Это не старость, но и не молодость. Сталин вел предельно нездоровый образ жизни: работал в прокуренном кабинете с нервотрепкой до полуночи и всю ночь напролет, потом обедал в 4 утра в кругу соратников, обильно выпивая и столь же обильно закусывая. Все это укреплению здоровья никак не способствовало. Кроме того, Сталин имел один физический недостаток. Каждый, кто видел его близко, обращал на это внимание. Так, маршал авиации Евгений Савицкий в своей книге отмечал: «Так близко я видел Сталина второй раз в жизни. Машинально отметил, что левую руку он держит как-то неестественно согнутой в локте» (Савицкий Е. А. Полвека с небом. М.: Воениздат, 1988. С. 298). На кадрах кинохроники можно заметить сталинское увечье.

Трудности заключались не только в том, чтобы инвалида пенсионного возраста научить виртуозно править конем. Сначала Маслову предстояло коня подобрать. С одной стороны, такого, чтобы не стыдно было миру показать, с другой – спокойного и покладистого, учитывая возраст и инвалидность наездника.

Маслов осмотрел конюшни многих кавалерийских полков и дивизий. Консультант у него был выдающийся – заместитель наркома обороны (то есть заместитель Сталина), командующий кавалерией Красной Армии Маршал Советского Союза С. М. Будённый. Майор Маслов выбрал для Сталина белого арабского жеребца. Тренировки начались, но вскоре закончились. Сталин с коня упал и больше на него не садился.

Кавалерист Маслов принимал участие в Параде Победы. Участвовал он и в историческом параде 7 ноября 1941 года. И это – довольно редкое сочетание. Даже Жуков, принимавший Парад Победы в 1945 году, 7 ноября 1941 года на Красной площади не был. Рокоссовский Парадом Победы командовал, но и его 7 ноября 1941 года на Красной площади не было. И Рокоссовский, и Жуков Москву защищали. Маслову же посчастливилось быть участником этих двух исторических парадов. Потому-то впоследствии и выдали ему удостоверение участника Парада Победы под номером один.

Полковник Маслов, невольный свидетель сталинского конфуза, много рассказывал о войне, но об этом случае не вспоминал. И только через полвека после случившегося решил, что время пришло. Вот его-то рассказ и стал основой многочисленных публикаций. Сначала авторы статей ссылались на Маслова, потом перестали, и публиковали материалы о сталинском падении как о всем известном историческом факте, не требующем ни доказательств, ни ссылок.

Рассказы о сталинском падении с арабского скакуна пересекли границы отечества и зазвенели по ближнему и дальнему зарубежью. Открываю, к примеру, британский журнал «The Spectator» (22 апреля 2006 г.) и читаю историю про арабского коня и неуклюжего Сталина.

Эти публикации – не просто упрек моим неуместным придиркам и обвинение моим книгам. Это разоблачение и полный разгром.

3

Под напором множества статей и телепередач концепция моей книги «Последняя республика» трещала по швам, как затертый торосами тонущий ледокол, трюмы которого неумолимо и стремительно заполняются ледяной водой. Вдобавок был нанесен удар небывалой силы. Автор, выступивший под псевдонимом Владимир Грызун, сразил меня зубодробительным вопросом: читал ли я мемуары Жукова? Надо же было сначала их прочитать, а уж потом задавать дурацкие вопросы! Ведь Жуков кратко, но предельно ясно все объяснил: Сталин сам хотел принимать Парад Победы, но у него не получилось.

Открываю мемуары Жукова – батюшки-светы! Коня-то я и не приметил!

Действительно, у Жукова просто и четко описана причина отказа Сталина оседлать лихого жеребца. За пять или шесть дней до Парада Победы у Жукова состоялась встреча со Сталиным:

Точно не помню, кажется, 18–19 июня меня вызвал к себе на дачу Верховный.

Он спросил, не разучился ли я ездить на коне.

– Нет, не разучился, да и сейчас продолжаю упражняться в езде.

– Вот что, – сказал И. В. Сталин, – вам предстоит принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский…

Прощаясь, он заметил, как мне показалось, не без намека:

– Советую принимать парад на белом коне, которого вам покажет Будённый.

На другой день я поехал на Центральный аэродром посмотреть, как идет тренировка к параду. Там встретил сына Сталина Василия. Он отозвал меня в сторону и рассказал любопытную историю:

– Говорю вам под большим секретом. Отец сам готовился принимать Парад Победы. Но случился казус. Третьего дня во время езды от неумелого употребления шпор конь понес отца по манежу. Отец, ухватившись за гриву, пытался удержаться в седле, но не сумел и упал. При падении ушиб плечо и голову. А когда встал, плюнул и сказал: пусть принимает парад Жуков. Он старый кавалерист.

– А на какой лошади он тренировался? – спросил я Василия.

– На белом арабском коне, на котором он рекомендовал вам принимать парад. Только прошу об этом никому не говорить, – снова повторил Василий.

И я до сих пор никому не говорил. Однако прошло уже много лет, и думаю, что теперь об этом можно рассказать… (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: ОЛМА-Пресс, 2003. 13-е издание. Т. 2. С. 354).

Свидетельство Жукова опрокидывало «Последнюю республику» прямо с первой главы. Я попал в пренеприятнейшую ситуацию. Как кур в ощип.

Против моей версии три свидетеля. Да каких! Легендарный кавалерист полковник Маслов, который лично подбирал коня Сталину и был его тренером в верховой езде, генерал-лейтенант авиации Василий Иосифович Сталин и величайший полководец всех времен и народов четырежды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Жуков Георгий Константинович. Кроме того, упомянут еще и сталинский заместитель Маршал Советского Союза С. М. Будённый.

И все в этих свидетельствах понятно и доходчиво, кроме арабского коня.

4

И уж очень глупо в этой истории выглядит Сталин. Неужели он не понимал, что за несколько уроков невозможно освоить искусство верховой езды до такого уровня и совершенства, чтобы появиться перед глазами всего мира в столь торжественный момент? Неужели, начиная осваивать основы верховой езды, Сталин не осознавал глубины риска опозориться на всю планету на вечные времена?

Конем править в ходе грандиозного, самого главного парада ХХ века – это же вам не на скрипочке пиликать. Знающие люди утверждают, что скрипку можно быстро освоить. Главное – помнить, что ее надо левой рукой держать, прижимая к левому плечу, а правой – смычком вверх-вниз, вверх-вниз, чтобы звучало красиво… Некоторые, по рассказам, ухитрялись это искусство за пару часов освоить. Сам-то я не знаю, не пробовал[2]. Но точно знаю, что с конем такой номер не пройдет. И в 65 лет этому искусству учиться поздно. С детства начинать надо. А если одна рука не сгибается и силы в ней нет, за такое занятие и вовсе браться не стоит. Если удовольствия ради, то почему бы и не попробовать, но так чтобы под кинокамеры всего мира, под гром оркестров и грохот тысяч подков выехать на Красную площадь…

Неужели Сталину изначально было неясно, что номер с конем не пройдет? Неужели он действительно пробовал одной рукой конем править?

Сталинский сынок в этой истории тоже хорош. Всем известно, что он был шалопаем, бабником и пьяницей – но в то же время не прохвостом и не трусом. Мог бы в чекисты пойти – работа не пыльная, почетная, престижная: знай себе сплетни собирай, зубы чужие напильником спиливай, подписывай пыточные протоколы да стреляй в затылки; деньги – чемоданами, жизнь сытая, времени свободного сколько хочешь, и никакого риска. Так нет же – на войну пошел, в летчики-истребители. Добровольно. Войну закончил полковником, командиром истребительной авиационной дивизии.

Так это оттого, что он сталинский сын! Правильно. Его оберегали, ему не давали летать, его поднимала вверх могущественная рука. (Даже левая – та, которая не сгибалась, – имела чудовищную силу.) Но все же в тылу сталинский сын по своей воле не отсиживался. За войну совершил 27 боевых вылетов. Лично сбил два самолета противника. К концу войны освоил 17 типов самолетов, в том числе Ил-2, Ли-2, МиГ-3, Ла-5 и Ла-7, Як-1, Як-7 и Як-9; имел общий налет более 3 тысяч часов.

И два сбитых самолета – это не мало. Если бы каждый советский летчик-истребитель в начале войны сбил хотя бы по одному немецкому самолету, то война завершилась бы победой Красной Армии в июле 1941 года.

У Васи Сталина всегда было много друзей – от начальника летной школы, где он учился, до высшего руководства ВВС. Дружбы с ним искали и члены Политбюро, и генералы, и маршалы, и чекисты от Ежова, Меркулова, Абакумова и Берии до рядовых охранников. В его компании вы найдете боевых друзей, летчиков-истребителей, футболистов и хоккеистов, артистов кино, эстрады, балета и цирка; были в его окружении целые стаи прихлебателей, дельцов и проходимцев, и тучные стада девиц не самого тяжелого поведения. Про похождения сталинского сына вся Москва говорила. И знали о нем многие и много. Воспоминаний о нем – в достатке, в том числе и опубликованных. Но странная вещь: этот разгильдяй и шалопай никому никогда ни на трезвую голову, ни по пьяной лавочке не проболтался про падение папаши с арабского коня. Он вообще никогда и ничего про своего грозного отца не рассказывал.

Только одному Георгию Константиновичу донес. Немедленно. Отозвав в сторонку. Тс-с-с! Величайшая тайна! Под большим секретом! Только бы никто не узнал!

Читателю предлагаю эксперимент: некую тайну доверьте по секрету одному человеку и засеките по часам, когда сплетня обойдет всех и вернется к вам в виде таинственного шепота: только тебе! Под большим секретом!

Неужели Василий не знал своего отца? А ведь тот пересажал, перестрелял или попросту сжил со света свою многочисленную родню только ради того, чтобы на чеканные строки великой биографии не ложилась ненужная тень. Слухи о Сталине немедленно докладывались ему лично и тут же жестоко и решительно пресекались. Это одна из самых главных опор настоящего культа личности: Сталин никому не позволял над собой смеяться. За анекдоты о Сталине беспощадно сажали, а то и стреляли. Того же Жукова за попытку болтовней принизить роль Верховного главнокомандующего вождь загнал на Урал командовать округом, в составе которого были только две кадрированные[3] (в народе – кастрированные) дивизии.

Сплетни о Сталине могли исходить только от тех, кто был близок к нему. Вот за ними-то и был установлен особый контроль. Неужели Василий отца не боялся? Неужели не помнил его тяжелую руку? Неужели не понимал, что слово – не воробей? Болтнул одному, а дальше сплетню не удержишь и цепями. Дальше папаше донесут, вычислит он того, кто был свидетелем высочайшего конфуза, и законопатит любимого сыночка в какой-нибудь Нерчинск или Туруханск.

И ведь нашел кому рассказать! Жуков, как известно, отличался невероятной болтливостью и секретов хранить не умел. Стоило ли сыну Сталина доверять тайну разговорчивому полководцу? О том, что Жуков – трепач, знала вся армия. Через год после войны Сталин сбросит Жукова с высоких постов именно за лишнюю болтовню.

Этот эпизод выглядел бы более-менее правдоподобно, если бы Жуков и Вася Сталин сидели, пили вразнобой, тут-то Вася спьяну бы и сболтнул. Но так чтобы на трезвую голову отзывать Жукова в сторонку и рассказывать… Зачем?

5

Да и болтливость жуковская в данном случае какая-то странная. Великий полководец хранил тайну до самой своей смерти. И еще четверть века после нее. Сколько возможностей было поведать народу правду про арабского скакуна и сталинское падение!

После смерти Сталина Жуков разным людям рассказал много гадостей и глупостей про усопшего вождя. Рассказывал писателям, журналистам, историкам, бывшим сослуживцам и подчиненным, родным и знакомым, ватаге «литературных негров», создававших и до блеска полировавших его мемуары, за него вспоминавших и за него размышлявших. С разоблачениями Сталина Жуков выступал на съездах и пленумах, клеймил вождя перед широкими и узкими аудиториями. Жуков вещал о непонимании Сталиным природы современной войны и роли Генерального штаба, о растерянности в критический момент, о глупейшем упрямстве и самой обыкновенной трусости, о нежелании видеть действительную картину и делать выводы из докладов разведки.

Но про арабского коня ни разу не проболтался.

Через 12 лет после смерти Жукова, во время правления Горбачёва, покатилась вторая антисталинская волна, и о Сталине вспомнили еще много всякой гадости. Но про падение с коня не вспомнил никто.

Смекалистая дочь великого полководца Мария Георгиевна отыскивала все новые и новые запрещенные цензурой фрагменты «первоначальной рукописи» мемуаров величайшего полководца, но этот кусочек никак не находился.

Механизм создания мемуаров Жукова достаточно хорошо изучен. Первая встреча Жукова со старшим научным сотрудником Военно-научного управления Генерального штаба Министерства обороны полковником В. С. Стрельниковым состоялась 20 декабря 1958 года. Пикантность ситуации в том, что мемуары отставного стратега – дело личное, однако создавались они в служебное время полковниками Генерального штаба и ГлавПУРа, сотрудниками архивов, академических институтов и многих других структур и учреждений. А без руководящей и направляющей роли Центрального Комитета Коммунистической партии такое усердное сотрудничество было невозможно.

Вот рассказ о начале работы над величайшим шедевром военной мемуаристики:

Маршал попросил Стрельникова помочь подготовить периодизацию войны. Вскоре он ознакомился с двумя вариантами ее и одобрил первый из них. Полководец попросил собеседника подготовить письменный план его будущих мемуаров. Очередная встреча состоялась через неделю. Кроме плана будущей книги офицер привез из библиотеки Военной академии им. Фрунзе проект программы по истории современного военного искусства… (Астраханский В. С. Библиотека Г. К. Жукова. История, судьба, реконструкция. М.: Архивно-информационное агентство, 1996).

То же самое мы можем прочитать и у других восторженных авторов, например у В. В. Карпова в книге «Маршал Жуков. Опала» (М.: Вече, 1994). Написано все это с умилением: вот видите, как серьезно относился полководец к работе над книгой!

Однако нежные ослиные ушки полностью спрятать не удалось. Кончики торчат. Великий стратег «попросил» полковника помочь подготовить периодизацию войны. Полковник просьбу понял правильно. Помощь выразилась в том, что старательный полковник выполнил всю работу. Да не просто так, а в разных вариантах. На любой вкус. Личный вклад стратега сводился к тому, чтобы выбрать один из них.

Далее великий стратег «попросил» подготовить письменный план своего грядущего шедевра: ну-ка, полковник, прикинь, что я должен вспоминать, о чем надлежит мне размышлять.

Полковник сообразительный попался. План быстренько составил. Кроме того, проявил инициативу. Уже безо всякой подсказки и просьбы привез проект программы, по которой будут изучать историю войны в Военной академии имени Фрунзе. Далее – как на партсобрании. Какие будут предложения? Принять за основу! Возражений нет? Принимается. Какие будут дополнения и изменения?

Основной контингент слушателей Военной академии имени Фрунзе – ротные командиры, то есть старшие лейтенанты и капитаны. Иногда майор промелькнет. В 1958 году слушателями академии были те, кто стали офицерами через семь-восемь, а то и через десять лет после войны, то есть все без исключения не воевавшие. Полковник из Военно-научного управления Генерального штаба мог бы в качестве основы для мемуаров великого полководца предложить программу обучения слушателей Академии Генерального штаба. Там в основном перспективные полковники, минимум командиры полков. Изучают они ту же войну, но на более высоком уровне. В 1958 году там учились те, кто в большинстве своем прошли через войну.

Но полковник Стрельников решил ситуацию не усложнять, в основу воспоминаний и размышлений гениального полководца положил то, что попроще. Так на гранитном базисе программы обучения для младших офицеров и была возведена сияющая надстройка.

Не отклонились ли мы от генерального курса? Никак нет. Речь о том, что проклятая цензура вмешалась и фрагмент о сталинском падении с арабского жеребца вырезала, и только потом, через много лет, историческая правда была восстановлена и воссияла в первозданном блеске.

Можно с этим согласиться. А можно и возразить: цензор с длинными ржавыми ножницами включается в работу последним. А до того, как он принялся усердно кромсать страницы и главы, полное и дословное содержание рукописи этого гениального творения было известно руководству Министерства обороны, Генерального штаба и всем подчиненным им структурам – Институту военной истории, Военно-историческому отделу Военно-научного управления и так далее. А кроме них – личному секретариату Брежнева, главному идеологу Политбюро ЦК КПСС Суслову и всем подчиненным ему структурам, а также Главному политическому управлению Советской Армии и прочая и прочая. Рукопись досконально изучалась одновременно в четырех отделах ЦК КПСС: пропаганды, административных органов, культуры, науки. Этими отделами руководили соответственно товарищи Степаков, Савинкин, Трапезников, Шауро.

Вам, молодым, не понять, что скрывается за этими невзрачными названиями. Объясняю: Отдел административных органов ЦК КПСС, например, полностью контролировал деятельность вооруженных сил страны (Министерство обороны, Генеральный штаб, ГРУ и так далее), а также МИД, КГБ и МВД; ему подчинялись все суды, начиная с Верховного, прокуратура, начиная с Генеральной, тюрьмы, концлагеря, юстиция и все заграничные учреждения Советского Союза – посольства, консульства, торговые представительства и миссии, постоянные представительства при ООН и многие другие организации.

И не подумайте, что товарищ Савинкин, который все это держал под контролем, лично вычитывал текст рукописи «самой правдивой книги о войне», как часто называют мемуары Жукова некоторые его почитатели. Вовсе нет. На то у него были подчиненные структуры, в которых работали весьма высокооплачиваемые слуги народа. И каждый имел на руках текст. Не говоря уже о всяких «помогающих» Жукову полковниках, консультантах, специальных редакторах и прочих. И если цензура что-то вырезала, то кто-то из этих идеологов, помощников, редакторов и соавторов мог бы в расцвете так называемой «гласности» вспомнить: а вот в рукописи содержался интереснейший факт про падение Сталина с коня… Но никто ни при Хрущёве, ни при Брежневе, ни при Андропове и Черненко, ни при Горбачёве не вспомнил про болтливого сталинского сына и про арабского жеребца.

И это не конец истории. В создании мемуаров Жукова участвовали спаянные и не очень спаянные коллективы, происходили столкновения интересов различных лиц, групп, группировок из всевозможных структур – всем хотелось кушать. Как всегда у нас, в каждом большом деле наблюдались неимоверный бедлам и безалаберщина. Помимо множества копий рукописи, снимавшихся для разных учреждений и организаций, некоторые люди делали на этом свой небольшой бизнес – самостоятельно снимали копии с рукописи и продавали иностранцам. Дело дошло до того, что заведующие четырьмя отделами ЦК КПСС обратились в секретариат ЦК с требованием разобраться и положить конец этому безобразию.

Разбирательство происходило на уровне председателя КГБ Андропова, который 27 сентября 1968 года докладывал в ЦК КПСС:

Не были приняты меры, исключающие размножение рукописи, а также ознакомление с текстом посторонних лиц… Размножение рукописи в таком большом количестве экземпляров не вызывалось необходимостью… Не исключено, что копии рукописи Жукова Г. К. могли оказаться за границей. В ходе проверки выявлены факты нарушения финансовой дисциплины… (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы.

М: Международный фонд «Демократия», 2001. С. 557).

Обратим внимание на замечание о финансовой дисциплине. Допустим, Жуков сам писал книгу и при этом потратил некую сумму – купил не пузырек, а, к примеру, ведро чернил. Кому какое дело до денег в его кармане?

Но этим вопросом почему-то вдруг занимается КГБ. На уровне председателя КГБ, который к тому же еще и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Это означает, что создание мемуаров было не личным, а государственным делом. На осуществление данного грандиозного проекта были выделены казенные денежки, и немалые.

Из заявления Андропова следует, что многочисленные соавторы стратега растаскивали выделенные на эту затею народные копеечки в достойных упоминания количествах, а кроме того еще и рукописями торговали. Недремлющие компетентные органы недоглядели, и потому вызванный на ковер товарищ Андропов смягчает картину: не исключено, что копии рукописи… Вместо того, чтобы открыто признать: оплошала Контора, ушла рукопись.

Это я к тому, что и за рубежом ходили копии, и самые смачные отрывки публиковались в журналах. А лучше этого фрагмента и не придумаешь: глупенький Сталин, которого боялась вся Европа, сдуру на коня забрался, да с него и свалился! А дурной сталинский сынок об этом одному Жукову на ушко шепнул, а Жуков-балаболка всему свету растрезвонил!

Вот что на первых полосах публиковать! То-то смеху было бы! Вот бы тиражи подскочили!

Но не было такого фрагмента в настоящей первоначальной рукописи мемуаров Жукова. Рукопись прошла через тысячи рук, в том числе и вражеских, но никто про арабского коня ничего не вычитал.

Но вот появилась «Последняя республика» с ехидным вопросом, и только тогда полковника Маслова вдруг озарило: так ведь я же был у Сталина инструктором верховой езды! Вот только тут бравый кавалерист и вспомнил во всех подробностях тайные уроки в Манеже Наркомата обороны (не путать с Манежем на Манежной площади) и их печальный конец. Вспомнил через пять десятков лет гробового молчания. А до того никак вспомнить не мог.

А за ним вдруг и дочь Жукова Мария Георгиевна радостно воскликнула: ой, смотрите, что я нашла! Проклятая цензура вырезала!

Тут-то в мемуарах Жукова и появилось дополнение: настало, мол, время народу правду поведать.

Давайте же на мгновенье допустим, что вся эта история – чистой воды правда. Что же получается? Под большим секретом сын Сталина рассказал Жукову нечто такое, что никому рассказывать не следовало. А Жуков растрепал на весь свет. Да не просто так, а в печатном виде с переводом на все языки мира. Мы-то знаем: Сталин – зверь. Сталин – урка. Сталин – убийца. И все же он – Верховный главнокомандующий в самой кровавой войне в истории человечества. Хоть что-нибудь святое должно остаться.

Но Жуков и тут мстительно гадит, рассказывая историю, которую ему сообщили под большим секретом.

Если весь этот сюжет – чистая правда, тогда выходит, что Жуков – трепач и сплетник.

В декабре 1942 года Жуков лично руководил операцией в районе Ржева. Для грандиозного наступления были сосредоточены 33 армии, в том числе 23 общевойсковые, 3 ударные, 1 танковая, 4 воздушные и 2 резервные, не считая отдельных корпусов, дивизий, бригад, полков и сотен тысяч солдат маршевого пополнения. Жуков бросил в сражение 3 290 новейших танков, более тысячи самолетов, 24 тысячи орудий и минометов.

Жуков эту операцию провалил. Жуков сжег миллионы снарядов и сотни миллионов патронов. Жуков потерял почти все танки и сотни самолетов. Потери войск составили 215 тысяч убитых, искалеченных и раненых. При нулевом результате. Это сражение по количеству участвовавших в нем войск и боевой техники и расходу материальных средств превосходило все битвы, которые знала мировая история.

Жуков не просто был его участником, а главным инициатором, организатором, вдохновителем и руководителем. Об этом грандиозном сражении и о своей роли в нем великий стратег начисто забыл и в своих мемуарах о нем не вспоминал. А сталинское падение с арабского жеребца он хорошо помнит и смачно описывает, хотя сам падения не видел.

Вот вам цена шедевру военной мемуаристики: о грандиозной операции стратег рассказывать не стал, а передавать пересуды – пожалуйста.

Что же важнее для кремлевской пропаганды: сражение под руководством Жукова или пустяковый эпизод из жизни Сталина, который известен только по сплетням?

Сплетня – важнее. Ибо она подпирает главный устой всей коммунистической идеологии: войну Советский Союз якобы выиграл, Сталин якобы верил в победу и радовался вместе со всеми. На радостях даже и парад помышлял принимать, да только чуток у него не получилось…

6

В мемуарах, которые вышли при жизни Жукова и выходили потом два десятка лет после его смерти, ничего не сказано ни о сталинском падении, ни о разговоре с его сыном, ни о том, что Сталин подсказывал Жукову, на каком именно коне принимать парад. Но вот в самых последних – то есть самых правдивых – изданиях мемуаров вдруг открылась новая историческая правда.

Однако великую радость открытия омрачила мелкая неувязочка. По вновь обнаруженной версии мемуаров, Сталин «не без намека» советовал Жукову белого арабского коня, того самого, как выясняется, с которого сам и свалился. Но всем известно, что Жуков принимал Парад Победы не на арабском коне. Хроники и снимков того парада предостаточно, и каждый сам может уловить разницу. Даже невооруженным глазом.

Разнице той много веков. Европейский рыцарь защищал свой замок, деревни и земли в окрýге. Скакать за сотни верст ему не было нужды, потому он мог себя и коня своего защитить тяжеленными доспехами. Латы средневекового рыцаря весили 50–60 килограмм, да еще и коня доспехами обвешивали – а это еще 50–60 килограмм, если не больше. Помимо этого – оружие всадника, седло, сбруя и прочее. Чтобы нести такого бронированного седока, конь требовался большой, на мускулистых ногах толщиной с хорошее бревно.

А на бескрайних просторах Арабского халифата от Хорезма до Адена и от Кордовы до Кандагара надо было скакать под испепеляющим солнцем дни и недели. Тяжелые стальные доспехи тут никак не годились. Для таких условий конь требовался совсем иной: легкий, быстрый, выносливый. Арабы наносили поражение противнику не тяжестью мечей, а внезапностью и стремительностью своих атак. И защищали себя не стальными доспехами, а резвостью ног своих скакунов. Это как поединок чемпиона мира по боксу с чемпионом мира по бегу.

Обратим внимание на снимки покойного Саддама Хусейна. Он на арабском скакуне любил красоваться. И мужик вроде не крупногабаритный, а ноги чуть до земли не достают. Вроде как на ишаке едет, на эдаком тонконогом изящном ишачке с лебединой шеей.

Грациозная, по-лебединому изогнутая шея – не поэтический оборот, а официальное описание арабской породы. Там же сказано: маленькая голова, узкий череп, вогнутый «щучий» профиль, большие выразительные глаза, широкие ноздри, маленькие уши, глубокая четко очерченная подщечина, красивым изгибом переходящая в горло, высоко посаженный хвост, тонкие сухие стройные ноги, высота в холке 150–153 см, обхват груди 177–179 см, обхват пясти – 18,5 см.

Теперь посмотрим на фотографии Жукова, принимающего Парад Победы. Да ведь под ним же коняга исполинских размеров! Выбирали с понятием: знай наших! Конь Жукова в стандарты арабской породы никак не вписывается. Даже приблизительно.

Мелочь, пустячок, но за ним вырисовывается некая несуразность. Итак, для Сталина якобы выбрали арабского скакуна, потом за пять или шесть дней до парада Сталин рекомендовал его Жукову. Да не просто Сталин утвердил выбор, а, по словам Жукова, консультировался с главным кавалеристом планеты Маршалом Советского Союза Будённым Семёном Михайловичем.

И тут вырисовывается новая несуразность. Будённый первым в ХХ веке создал и возглавил не что-нибудь, а Первую конную армию. Во время Второй мировой войны и после нее, до самой смерти Сталина, Будённый был командующим кавалерией Красной Армии. У нас на Руси свои условия, свои требования. Под руководством и покровительством Будённого в Советском Союзе была выведена лучшая кавалерийская порода лошадей – будённовская. Не для рыцарских поединков и не для стражей ислама, а специально для наших условий. Для войн первой половины ХХ века. Для дерзких рейдов по вражьим тылам. Для действий на открытых флангах. Для стремительных бросков там, где противник слаб или его нет вовсе. Для наступления по лесам, болотам, оврагам и взгорьям. Для конно-механизированных групп, в которых танкистов, мотопехоты, артиллеристов, зенитчиков, минометчиков не меньше, чем конников.

Для парадов конь этой породы подходил как нельзя лучше. Так и зафиксировано в официальном описании: крупная верховая лошадь, у многих жеребцов высота в холке 170 см!

И вот вам задача: заместитель наркома обороны, командующий кавалерией Красной Армии Маршал Советского Союза Будённый якобы рекомендовал Сталину принимать Парад Победы не на нашем родном советском коне, а на арабской лошадке. С чего бы это?

Возразят, что будённовская порода в тот момент только вырисовывалась и официально утверждена в 1948 году. Ну и что? В 1945 году бумаги еще не были подписаны. Это понятно, не до того на войне было. Но кони-красавцы уже жили, уже воевали, уже дошли до Эльбы. Одного красавца даже генералу Дуайту Эйзенхауэру подарили. И он по достоинству подарок оценил.

Главное то, что к выведению будённовской породы самое прямое отношение имел сам Сталин. В 1935 году он вместе с Ворошиловым и Будённым побывал в Ростовской области на конном заводе им. Будённого. И тогда, и в последующие годы Сталин живо интересовался и участвовал в становлении и развитии коневодства в Советском Союзе, в частности в выведении новых пород верховых лошадей для Красной Армии.

В 1945 году у маршала Будённого был выбор. Он мог бы рекомендовать жеребца любой другой нашей породы. Терской, например. Или русской верховой. Донской. Ахалтекинской.

Ну хорошо, из затеи с конем у Сталина ничего не вышло, но зачем и Сталин, и Будённый арабского коня подсовывают Жукову? Не хватает наших родных коней марксистско-ленинской породы? Откуда у товарища Сталина это низкопоклонство перед загнивающим Востоком?

Жуков, если верить этим балладам, Сталину не возражал, но совету почему-то не внял и на параде появился не на арабском скакуне, которого ему якобы рекомендовали Сталин и Будённый. Самое странное, что Жуков не нашел нужным свое вольнодумство объяснять ни Сталину тогда, ни своим читателям после смерти Сталина. Одно из двух: либо мемуарист Жуков должен был обойти стороной вопрос про коня арабской породы, не заостряя нашего внимания на подробностях, либо, если уж коснулся деталей, должен был объяснить, почему действовал вопреки сталинским рекомендациям и как товарищ Сталин реагировал на такое проявление свободомыслия.

Разгадка сей неувязки, на мой взгляд, проста: через два десятка лет после смерти Жукова сей фрагмент в «самую правдивую книгу о войне» вписали люди, которые не подозревали о существовании кавалерийских лошадей российских и советских пород. Скакуна арабской породы они помянули ради красного словца – звучит красиво. Они явно не владели техникой правдоподобного вранья. Между тем главное правило обманщиков – поменьше подробностей, так как на подробностях врунишек и ловят.

7

Критик мой, скрывающийся под псевдонимом Грызун, негодует: надо было сначала мемуары Жукова прочитать, а уж потом писать «Последнюю республику»!

С этим полностью согласен. Именно так я и поступил. Все издания, которые на тот момент были, собрал, все прочитал. Очень даже внимательно. Но ничего про арабского жеребца и болтливого сталинского сына не вычитал.

Не было этого! И быть не могло. Ибо между «Последней республикой» и «самой правдивой книгой о войне» существует некий мистический контакт. Мемуары Жукова печатали два десятка лет. Издание за изданием. Миллионными тиражами. Но не было в них ни слова о тайных сталинских упражнениях в верховой езде. Но вот вышла «Последняя республика», и тут же мемуары величайшего полководца чудесным образом преобразились, обогатившись новым ярким эпизодом.

Я бросил в массы вопрос: почему Сталин отказался парад принимать? И тут же покойный Жуков в те же массы бросил ответ: да потому, что на коне ездить не умел!

Гражданин, скрывающийся под псевдонимом Грызун, постарайтесь уловить причинно-следственную связь: народу в мире – миллиарды, и каждый способен на какую-то гадость, каждый может придумать каверзный вопрос. Мог ли Жуков предвидеть все неудобные вопросы, которые будут задавать через много лет после его смерти? Мог ли он на них загодя ответить? Мог ли он ответить на мой мерзкий вопрос до того, как я его задал? Мало ли что в мою дурную голову взбредет?

Потому-то живой Жуков ничего не помнил про злополучные сталинские упражнения. И в мемуарах, естественно, об этом не писал. И после смерти об этом случае тоже никто не припомнил. Полистайте первое издание мемуаров Жукова, и второе, и пятое, и седьмое…

Но вот через два десятка лет после смерти Жукова я обратил внимание почтеннейшей публики на некую странность сталинского поведения. Вот тут-то покойный Жуков и встрепенулся. Тут-то он и вспомнил подробности. Тут-то он мне и вмазал!

* * *

Любой, кто сам читает мемуары Жукова, неизбежно приходит к выводу: это фальсификация. Сработана она ленивыми неграмотными халтурщиками. Но встречаются еще отдельные личности, которые верят в то, что всю эту муть сочинял сам Жуков. Не буду спорить. Буду ссылаться на Жукова. Увидите, что из этого выйдет.

Мои вопросы не исчерпаны. Уверен, что покойный Жуков еще даст достойный ответ на поставленные мною вопросы. Приятно сознавать, что своими наводящими вопросами, порой нетактичными и неудобными, я и впредь буду способствовать поиску все новых вариантов «подлинной рукописи» и дальнейшему совершенствованию «самой правдивой книги о войне».