Верный ответ — нет — было нетрудно дать, и всё же я промолчал и ничего не ответил, и всё потому, что пришлось бы объяснять, как естественно то, что мы пишем, связано с тем, что мы есть или были, но что касается меня, то я никогда не думал, будто ремесло писателя может вылиться в литературную обработку фактов собственной жизни, в мучительную стратагему
изменения имён и иногда последовательности событий, в то время как самый верный смысл того, что мы можем сделать, для меня всегда заключался в том, чтобы соблюсти между нашей жизнью и нашими писаниями великолепную дистанцию; намеченная вначале воображением, восполненная затем ремеслом и прилежанием, она нас уводит в иное место, где возникают миры, прежде не существовавшие, в которых всё, что с нами интимно и неисповедимо связано, возникает вновь, но нам почти неведомое и осенённое грацией изящнейших форм, словно окаменелости или мотыльки.
