Если задать вопрос, чего было больше в истории человечества, когда под натиском трудной жизни люди самостоятельно шли к духовному очищению, или когда под натиском религиозных догм их унижали всеми доступными методами, то, наверное, в этом деле никто не сможет дать точного ответа.

Нарушитель религиозных догм и запретов (homo sacer) подлежал двойному и удвоенному покаранию; ему мстили и за нарушенный покой общины, и за (для) разгневанных богов.

Свободомыслие, скептическое отношение к вековым традициям и религиозным догмам, интерес к естественным наукам, гневные инвективы в адрес религиозных фанатиков и распространяемые ими суеверий — всё это играло важную роль в наследии «просвещённых философов» и не могло не оказывать влияния на общественную мысль того времени.

При этом проявляются две тенденции: одна состоит в возврате к фундаментальным религиозным догмам и их осовременивании, но с акцентом не на авторитарные идеи, идеалы, устои, ориентации.

Обычаями регламентировались все сферы деятельности в первобытном обществе, но со временем совместно с ними стали действовать и нормы общественной морали, религиозные догмы, которые были тесно связаны с обычаями и отражали представления о справедливости, добре и зле, честном и бесчестном.

В том-то и дело, что подавляющее число советских «учёных» опирались не на истинные знания, а на «веру» в безбожный марксизм как, изначально непогрешимую, высшую, религиозную догму.

Моралисты давно увидели неизбежность распада прежней морали, исходившей из религиозных догм, вместе с упадком религии, но, в отличие от философов-диалектиков, не видели выхода в переустройстве общества.

Жрецы продолжали требовать безоговорочного подчинения жёстким древним обычаям и отказывались удовлетворить стремление людей к более свободному толкованию религиозных догм.