Предложения в которых упоминается "историческая проза"
Эти книги, многочисленные и не всегда качественные даже с точки зрения массолита, существенно потеснили историческую прозу.
С исторической прозой и вовсе забавно.
Но только государство создаёт такое содержание, которое не только оказывается пригодным для исторической прозы, но и само способствует её возникновению.
Он, начинавший с исторической прозы, ныне весьма удачно осваивает башкирскую городскую беллетристику.
Гуманизм возрождает античные жанры, особенно тесно связанные с историческим бытом: комедию, историческую прозу, эпическую поэму и краткую эпиграмму.
Всю свою жизнь он посвятил исторической прозе.
Только историческая проза, мрачная и реалистичная, даёт представление, каково это было — жить в холодных, грязных замках, сражаться в кровавых битвах, умирать от ран и эпидемий.
Он то принимается очень умело лавировать между фантастикой и философией, то ударяется в историческую прозу, то его замечают в «попсовом» пространстве так называемого литературного шансона.
Но всякой прозе я предпочту поэзию, способную не только отразить в главном ход описываемых событий, — этим и занимается историческая проза, — но раскрасить это образно и эмоционально, способствуя тем самым их закреплению в памяти потомков.
Именно в 70-е годы перед исторической прозой возникла проблема достоверности в новом, обострённом варианте.
Здесь нашла продолжение и развитие традиция советской историческом прозы, включая очерки, рассказы, повести предыдущих авторов.
Недосуг делать ссылки на авторов (их, наверное, больше сотни), чьи мысли учитывались, поэтому работу облёк в форму исторической прозы с вымышленными героями.
Увы, я не очень жалую классическую литературу, зато с детства люблю фэнтези и фантастику, а ещё хорошую историческую прозу.
Именно такой я и видел задачу проекта: привлечь к исторической прозе опытных авторов, а к литературе — любителей истории, прежде за неё не бравшихся.
А этого (исторической прозы) я не люблю — не интересно.
Тынянова не были написаны как конъюнктурные, а лишь использовались как флагман «советской исторической прозы».
Таков вообще закон исторической прозы (если, конечно, это проза, а не прикладная литература, написанная для развлечения или поучения): чем она достовернее, точнее в изображении духа и деталей эпохи, тем острее и современней.
Многочисленные переиздания его лучших произведений (в том числе и появление их в электронном виде) свидетельствуют о том, что современная читательская аудитория приняла историческую прозу, созданную более ста лет назад.
В нём так явно подразумевается именно этот смысл и никакой другой, что едва ли даже стоило бы приводить анекдот в первой редакции, если бы он не доказывал, чего можно добиться не только в исторической прозе, но и в поэтических творениях, когда со стороны комментатора приложено сколько-нибудь сообразительности и труда.
Соответственно ХVІІ-ХІХ веках риторику стали понимать как науку об аргументации преимущественно в письменной речи: общественное значение ораторской речи в это время снижается, а значение письменной литературы — богословия, религиозной и политической публицистики, философии, исторической прозы, документа — возрастает.
Никто не устанавливал в древности никаких канонов исторического повествования, но только в сказках и легендах герою даровалась определённая свобода от истории, а в исторической прозе и поэзии её не существовало.
Роман этот, написанный в традициях романтической исторической прозы, но с заметными реалистическими тенденциями, отличается острым антиклерикализмом и критикой иезуитского ордена — может быть, даже излишне суровой.
Тем не менее «Августовские пушки» остаются потрясающим образцом исторической прозы, вызывая неприкрытое восхищение многочисленных поклонников (моё в том числе), у которых эта книга пробудила страсть к изучению прошлого.
Как филолог она имела полное право не любить современных писателей, тем более, пишущих историческую прозу.
И не случайно, наверное, она обратилась не к фантастике или исторической прозе, а решила использовать накопленный биографический опыт.
Он многим нравился тогда, а сейчас так и лежит неизданный, но я обработал из него несколько сцен, опубликовал их в виде рассказов, и понял, что мне по-прежнему очень нравится писать историческую прозу, собирать информацию о прошлом времени, узнавать реалии и детали, в том числе и лексические — ведь в историческом романе не должно быть ни бытовых промашек, ни словесных, и надо много работать не только над речью исторических героев, но и над языком общего повествования, старить и морить его, архаизировать (опять же — словари, спецлитература).