В том, кого это известие о грядущем новом порядке вещей задевает за живое, в том глубоко скрытое, едва теплящееся искание души, прежде пытающееся удовлетвориться набожностью, всевозможными умствованиями, духовными наслаждениями и устремлениями, внезапно вздымается вверх ярким пламенем, пожирающим то, что не имеет истинной жизненной ценности.
Ему это прямое и простое отношение к религии отцов, эта набожность в человеке, кой-чему обучившемуся и по-европейски «чисто» одетому, — кажется и глупой, и даже удивления достойной!..
Стало быть, стремление к набожности тут ни при чём, всё дело в чрезвычайно печальной потребности почувствовать ласковую руку, детскую или дочернюю, которая тихонько и утешительно погладит его бедный морщинистый лоб.