Невежда, наоборот, устремляет взоры только на то, что происходит в западном мире, следит за тем, какие там новые моды, новые традиции, чтобы затем слепо подражать всему этому, называя это модернизмом и велением времени.

Раньше мода развивалась в соответствии с тенденцией модернизма, причём новая мода приходила на смену всем предыдущим и делала их ненужными.

До появления модернизма художники должны были соблюдать определённые традиции, в то время как художники-модернисты обязаны были эти традиции нарушать, постоянно создавая что-нибудь новое.

На определённом этапе названные (антисубъективистские и антиволюнтаристские) тенденции образуют ещё один — не столь внушительный, но довольно ощутимый — «полюс» внутри модернизма, по существу противоположный и альтернативный авангардному.

Постсимволисты (поэты следующего поколения, формировавшиеся в лоне символистской культуры) во многом продолжили дело зачинателей русского модернизма.

Оперируя термином «модернизм», мы (вслед за большинством современных специалистов) необязательно подразумеваем сознательные радикально-реформаторские творческие установки, свойственные далеко не всем течениям той поры (именно в этом пункте, пожалуй, проясняется суть несовпадения между модернизмом и авангардом), но имеем в виду эпохальную, всеобщую метаморфозу литературного (и в целом — культурного) сознания, которая так или иначе коснулась почти всех творивших на рубеже столетий.

Кроме того, представляется, что отказ от беспринципных и легковесных отождествлений модернизма с авангардом и декадансом, а реализма с классичностью даёт возможность избежать как типологической путаницы, так и нежелательных аналитических упрощений.

При этом ясно, что и формулы вроде «от модернизма — к ещё большему модернизму», будучи, по сути, обратным общим местом, нисколько не прояснили бы реальное положение вещей.