На свету, высоко, под самыми фонарями, кружатся, как маленькие бабочки, крупные хлопья снега в своём неповторимом хороводе.

В темноте белел крылом неведомой птицы бок заварного чайника, отражавший зыбкий свет всё того же фонаря.

И, что хуже всего, ослабевал свет встроенного в перчатку фонаря.

При свете стоявшего на земле фонаря я мог разглядеть, что все они носили значки одного хозяина.

Были это и уличные фонари, и слившиеся в сплошные полосы света окна москвичей, и яркие прожекторы, выхватывающие из ночи тут фронтон с колоннадой, там бронзу памятника на высоком постаменте, и больше всего — строительных кранов, замерших до утра.

Теперь свет электрических фонарей высвечивал искорёженные бока гофрированных ящиков, напоминавшие рёбра скелета какого-то неведомого существа.

В двойном свете луны и фонаря на земле и песчаной горке лежали резкие причудливые тени.

Почти прозрачная серебряная белизна казалась аурическим лоском при свете газового фонаря.