Нет никакой возможности допустить, чтобы в области великих изобретений, произведений и дел взаимные сочетания их отдельных частей оказывались всегда лишь делом простого случая или результатом сильной и неразумной необходимости, не сознаваемой самим деятелем.

Только то, на что способен его народ, на что даёт ему средства; народ может внешним, механическим образом соединиться волею, силою одного лица; при отсутствии этой воли и силы распадается: только то мы и видим в степной истории; внутренних перемен, перемен в быте великий человек произвести не может; если бы захотел, то ничего бы не сделал, погиб в бесплодных попытках, но в том-то и дело, что он и не хочет этого, не чувствует и не сознаёт потребности в этом, ибо он, сын своего народа, не может чувствовать и сознавать того, чего не чувствует и не сознаёт сам народ, к чему не приготовлен предшествовавшим развитием, предшествовавшею историею.

Если же вернуться теперь к выявленному нами парадоксу о загадочном «неприятии» мною «самого себя» (опять-таки неосознанном), то ответить придётся так: поскольку я в должной мере не сознавал самого себя (у меня были, вероятно, лишь некие идеалистические конструкции на свой счёт, какие-то образы себя, которые, видимо, мне нравились), я не имел возможности толком ни принимать себя, ни отвергать.

И мало-помалу это журчание наполнило мою кровь, я больше не сознавал самого себя, не отличал, моё ли это дыхание, или биение далёкого сердца корабля; я растекался, сливался в этом неугомонном журчании с полуночным миром.

— Да, маркиз, она, видимо, сама не сознаёт этого и не жалуется, но нам, близким ей людям, всё это слишком ясно... У цесаревны нет влиятельных друзей, мы — мелкие сошки — что можем сделать?..

Как мы уже отмечали, в полемике, развернувшейся вокруг «Вех», сам редактор участия не принимал, ограничившись лишь внесённым во 2-е издание примечанием к своей сделавшейся скандальной фразе, где пытался объясниться с публикой: ««Должны» в моей фразе значит «обречены»: мы собственными руками, сами не сознавая, соткали эту связь между собою и властью, в этом и заключается ужас, и на это я указываю» (с.

— Да, маркиз, она, видимо, сама не сознаёт этого и не жалуется, но нам, близким ей людям, всё это слишком ясно... У цесаревны нет влиятельных друзей, мы — мелкие сошки — что можем сделать?..

— Потому что, сам не сознавая, я вложил в него какое-то проявление того странного художественного идолопоклонства, о котором я, конечно, никогда не заговаривал с ним.