Я узнала, что при обвинении в сговоре, в отличие от обвинения в совершении отдельных противоправных деяний, группа лиц подозревается в разработке плана преступления.

В ту самую минуту мне стало абсолютно ясно, что такие типы — урождённые мастера придумывать коварные планы преступлений и с успехом их реализовывать.

Один не удержится и всё поведает своей глупой, ограниченной и слишком простой подруге жизни и подкрепит ещё оставлением на памяти ни к чему не нужных вещественных доказательств; другой — похвастается перед своим приятелем; третий, участвуя косвенно в преступлении своего «начальства», не скрывает награбленного у убитых имущества, убеждённый, что всё, что от «начальства», то можно; четвёртый — убьёт, зарежет, задушит человека, это ему безразлично, всё равно, что вошь раздавить, и уводит собаку своей жертвы к себе же в дом, думая... да, вернее, ничего не думая, ибо думать он вообще не способен; пятый — он в одной компании с главарями, он среди них при обсуждении плана преступления, он не принимает мер к предупреждению преступления, но потом рассказывает о нём в пределах допустимого для себя, лицедейно полагая, что он может убедить других в своей непричастности к творившемуся злодеянию.

Даже самый тривиальный факт имеет столько различных связей с другими фактами, что — и это известно любому преступнику, — как бы долго и тщательно ни составлялся план преступления, всегда остаются нити, которые ведут к преступнику.

Подготавливая в эту минуту план преступления, будучи всецело поглощён свирепым замыслом и смертоносными ухищрениями, он, разумеется, не мог отвлекаться к идеям другого порядка.

Убийцы готовились к этому преступлению заранее, и в течение часа они не могли бы разработать такой подробный план преступления.

Если в их поле зрения возникали кто-то или что-то, не предусмотренные планом преступления, они спешили скрыться.

Похоже, план преступления обдумывался и анализировался неоднократно.