Модернисты же пытаются из порядка сотворить хаос.

Но подобная недомолвка всё-таки не мешает ему прийти к правильному выводу относительно источника пресловутой машинобоязни модернистов.

Театр завтрашнего дня, пророчествуют модернисты, будет не предприятие капиталистического характера, пользующееся всеми приобретениями развитой машинной техники и процветающее благодаря последней: этот театр заменит машину человеком; человек, с его страстями, радостями и страданиями явится, единственным, полновластным хозяином сцены, единственным объектом внимания зрителей.

Идёт состязание, согласно объяснениям модернистов, не между собственниками известных орудий и средств производства, а между двумя категориями людей, не имеющих друг с другом ничего общего, — между означенными собственниками и носителями идеала «высшей», «истинно-человеческой» «культуры».

Машины одного типа уступают место машинам другого типа; этот факт, в глазах модернистов, получает своеобразное освещение: смена типов машин превращается у них в замену машинного производства немашинным.

Модернистская «простота» есть как раз детище проклинаемой модернистами машины, естественный плод её поступательного развития, показатель её триумфа.

Машина, доказывали модернисты, делает работу бездушной, убивает всякую поэзию и всякое изящество жизни.

Взять хотя бы славянофилов и западников, почвенников и универсалистов, традиционалистов и модернистов.