Время было похоже на изжёванную пластинку от граммофона.

Чулки съехали, как гольфы у первоклашки, а юбка была изжёвана до крайне неприличной степени.

Язык отяжелел и словно изжёван.

Вещи были изжёваны и залиты липкой слизью.

— Есть ещё пустые обиды, — он пододвинул стопочку плоских прозрачных блюдечек, — пустые пожелания (неровные листы изжёванного, измятого целлофана), пустые хлопоты, — разрази меня гром, но больше всего они походили на хорошо высушенные аплодисменты, а конкретнее — на клочки полупрозрачно-желтоватой «пергаментной» бумаги, бахромчатые по краям; или же на кукурузные хлопья, в которые чрезмерно передано оливкового масла, — пустые разговоры... — эти я рассмотреть не успел, он сразу посунул их в окошко.

На нём был странный костюм, измятый и словно изжёванный, непривычного вида и расцветки, и сам человек был рыжий, ярко-рыжий, и он не слышал их шагов.

Осталось только несколько костей и изжёванные волосы — у него была замечательная пышная шевелюра...

К ночи, в очередном, освобождённом ценой погибели тысяч людей, крохотном пункте собрались остатки приданной бригаде пехоты (мёртвые цепи её лежали перед окопами), артиллеристы, чудом протащившие свои «76» по изжёванному гусеницами и ямами полю, плачущие от бессилия девочки-санитарки, охрипшие от неистощимой ругани капитаны и полковники — и немногочисленные оставшиеся «безлошадными» танкисты.