Понимаемая вначале весьма специальным образом — исключительно как одно из условий «мысленной брани» с греховными соблазнами, эта рефлексия тем не менее формировала некоторый язык описания динамики внутренней жизни и навыки её анализа, которые в дальнейшем могли переноситься и на другие ситуации, требующие оценки наполняющих наше сознание образов и контроля за их доброкачественностью.
Видя смиренномудрие святого старца, диавол воздвиг на него сильную мысленную брань, поддерживая её с такою силою, от которой падали некоторые и из великих подвижников.