Он не раз с гордостью говорил: «Я поручаю своё имя векам, отдалённым потомкам и чужим нациям», — рассчитывая, конечно, на то, что отдалённые потомки и чужие нации будут знать его только как основателя реальной философии, как гениального мыслителя, но что до них не дойдут подробности его жизни,
запятнавшие его имя.