Отвернувшись от окна, подошёл к своему столу, бросив на бумаги кинжал. Сам же расположился в кресле, сложив пальцы домиком. И вопросительно изогнул бровь.
То оно застывало в ужасе; то нечеловеческое отчаяние искажало его; то резкие глубокие черты безысходного горя прорезывались вокруг его впалого рта, брови поднимались домиком и с ресниц катились слёзы; то вдруг зубы начинали яростно скрипеть, лицо делалось злым, беспощадным, кулаки сжимались с такой силой, что ногти впивались в ладони, и глухие, хриплые звуки вылетали из напряжённого горла.
Его приподнятые домиком брови, терявшиеся в разлохмаченных светлых волосах, и надутые детские щёчки свидетельствовали, что слова отца его сильно задели.