Я не знал, что бабушку гораздо сильнее, чем незначительные нарушения режима, допускавшиеся её мужем, огорчали моё
безволие и слабое здоровье, внушавшие ей тревогу за моё будущее, когда она, склонив голову набок и глядя вверх, и днём и вечером без конца кружила по саду и её красивое лицо, её морщинистые, коричневые щёки, к старости ставшие почти лиловыми, словно пашни осенью, на воздухе прятавшиеся под приподнятой вуалью, с набежавшими на них от холода или от грустных мыслей, непрошеными, тут же и высыхавшими слезами, то исчезали, то появлялись.
