Да и я, сейчас оглядываясь на прошлое, твёрдо могу сказать: быть горно-металлургическим инженером — ещё куда ни шло, но работать шахтёром или металлургом у раскалённых печей — не женское это дело.

Преемник молча постоял под дыбой, посмотрел на раскалённую печь, на инструменты заплечных дел мастеров: щипцы, клещи, плети, на залитый кровью топчан и... принял дела.

За этими словами не скрывался никакой зловещий смысл — просто обычное родительское предупреждение «не потеряйся», из разряда «всегда держи за руку взрослого, переходя дорогу» или «не трогай раскалённую печь».

Воспоминания о голубой прозрачной поверхности наших озёр, зимой отражающих блеск луны и звёзд, усугубляют для меня ужасы этой знойной пустыни, где воздух, которым мы дышим, подобен дыханию раскалённой печи.

До 1905 беспокойного года каждый день из каменных труб чёрною лентою плыл в небо тающий дым, дышали огнём раскалённые печи и ударами железного сердца звенели тяжёлые молотки закопчённых кузнецов.

Вдруг жар, как из кузницы, повеял в лицо; земля стала жечь ноги; казалось — он приближается к раскалённой печи; кровь стучала в виски; иногда становилось так жарко, как будто к самому лицу подносили факел или расплавленное железо.

Модернизированная одежда и тяжёлый зонт вообще не помогли: всё то же ощущение опрометчивого шага в раскалённую печь, дыхание мгновенно спёрло, захотелось побыстрее отойти назад и жадно присосаться к бутылке с холодной водой.

Жара... Пластилиновой мягкости асфальт проминается под сандалиями... Город — раскалённая печь... Чувствую себя пирожком в духовке... На асфальте — зелёное с красным пятно... Половинка арбуза — на асфальте... Похожу ближе — вижу — по арбузной мякоти путешествует куча муравьёв... Мелкие чёрные муравьи... Уже еле ползают... Давно видимо в этом счастье они... Налопались... Представляю себя на их месте... Гора сладкой арбузной мякоти высотой — этажей десять — не меньше... И я по ней ползу — и ем, ем, ем... А на следующий день — арбуз, размером с футбольное поле, уже забродивший — кайф бесконечный...