Именно поэтому так легко и просто приживается сейчас в тверской молодой литературе тот лёгкий постмодернистский стиль художественной жизни, в котором писатель или поэт так же начинается с оригинальной фенечки на одной из конечностей, как театр с вешалки некогда начинался13.

Дело в том, что этот крайне распространённый тезис о смерти философии, постмодернистский тезис о преодолении философии новыми формами интеллектуальности — более смешанными, более разнородными и менее догматичными, отягощён многочисленными проблемами.

Характерно, что это определение вписывается даже в постмодернистский подход к культуре как к тексту, принципиально противостоящий любым классическим определениям.

Некоторое время торжествовал постмодернистский релятивизм, но недолго; вялая мода прошла.

Эти феномены культуры иногда обозначают как абстрактное искусство, или эстетику абсурда, или постмодернистский гипертекст, но значение при этом сохраняется одно — в виде громады текстов, часто не коррелирующих между собой и трудно вербализируемых.

Индивид, а точнее постмодернистский «дивид» как делимый на фрагменты, позиции и функции, переходит от одного жизненного проекта к другому под давлением различных обстоятельств, используя свой потенциал и отвечая на свои потребности.

Однако постмодернистский реванш — не иллюзия, а реальность, ибо школа рессентимента отнимает территорию, принадлежавшую до этого кому-то другому, используя в качестве оружия не свои художественные достижения, а ангажированный дискурс и репрессию.

Но, разумеется, постструктуралистская теория — не просто «глупость», а весьма эффективное идеологическое оружие, и постмодернистский рессентимент — не просто «письмена тёмных людей», а серьёзная попытка реванша, стратегия формирования новых элит, перераспределения как символического, так и вполне реального капитала и изменения баланса властных отношений в поле гуманитарной науки.