Этим обстоятельством прежде всего объясняется слабость украинского национального движения в последующий период и, в значительной степени, поражение украинской национальной революции 1917 — 1921 годов.

Тогда рассеется тот призрак национальной революции, который всё ещё так силён теперь и который многим мешает должным образом оценить поистине гигантскую творческую роль классовых противоречий в российской революции.

Вопрос о власти разрешается для этих людей не реальным соотношением сил, не мощностью революционного движения, не банкротством господствующих классов, не политическим влиянием партии, а педантским ярлычком «чисто национальной революции», наклеенным на события мудрыми классификаторами.

Имущие классы, загнанные в историческую щель, оказались вынуждены признать национальную революцию юридически; австромарксизм счёл своевременным узаконить её юридически.

В то время как большевизм ориентировался на взрыв национальных революций за десятки лет, воспитывая в духе этой перспективы передовых рабочих, австрийская социал-демократия покорно приспособлялась к политике господствующих классов, выступала как адвокат принудительного сожительства десяти наций в австро-венгерской монархии и в то же время, будучи абсолютно неспособна осуществить революционное единство рабочих разных национальностей, разгораживала их в партии и в профессиональных союзах вертикальными перегородками.

Из этой оценки национальных революций и войн ни в каком случае, однако, не вытекает признание какой-либо революционной миссии за буржуазией колониальных и полуколониальных наций.

Реальной альтернативой было превратиться в зону периферийного капитализма — или совершить какую-то свою, национальную революцию, закрыть своё народное хозяйство от вторжения западного капитала.

Страшный «грех» младороссов он видел уже в предательстве национальной революции.