Конечно, для московско-русских плохо пахнущих периодик вроде «Знание в силу» с неизбежными особями «от научной журналистики» столь же неизбежно доступ будет предусмотрен несравнимо больший, чем, скажем, у настоящей рукописи.

Пять лет назад я окончила кафедру высшей нервной деятельности петербургского биофака, но сразу же после этого сбежала на телевидение и с тех пор занимаюсь только научной журналистикой — а она предъявляет более мягкие требования к достоверности и корректности излагаемых фактов, чем наука (но зато более жёсткие — к их занимательности и связи с повседневной жизнью).

Это яркий пример научной журналистики высокого полёта.

Его нестандартные подходы в написании научно-популярных статей характеризуются многими коллегами как «будущее научной журналистики».

Именно поэтому я выступаю за «научную журналистику».

Научная журналистика — не его жанр.

Научная журналистика, понимаемая как доступный широкой аудитории рассказ о достижениях науки, её истории, нынешнем состоянии, перспективах развития и, быть может, проблемах, переживает сегодня не лучшие времена.

И это ещё одна причина, по которой без научной журналистики сегодня не обойтись: плоды прогресса не могут быть лишь уделом посвящённых, ведь они не только в буквальном смысле касаются всех без исключения, но и служат объектом разделения усилий общества.