Вокруг было полно хорошеньких женщин, нарядных, завитых и напудренных.

Я с детства помнил висевшую над камином в его кабинете миниатюру, изображавшую очень красивую женщину с напудренными волосами, в венке из плюща, с тигровой шкурой через плечо.

Во-первых, нас всех напудрили в гримёрной.

На узких, крутых улочках нашего городка, где каждый человек и большинство его дел были известны всем в округе, этот чужестранец в своей чёрной одежде иноземного покроя, с его ослепительными кружевными гофрированными манжетами и напудренными волосами, с его застёгнутыми серебрянными пряжками башмаками и простой дорожной шпагой с чернением и инкрустацией серебром был бы заметен даже без той ауры исключительности, которую он, несомненно, распространял вокруг себя, несмотря на его не заставляющую себя ждать приветливость.

Воспевавшие сакуру и полную луну, безоружные аристократы — напудренные, с подведёнными и выщипанными бровями, облачённые в женоподобные одеяния хэйанского времени — оказались бескомпромисснее, чем самураи с их заткнутыми за пояс двумя мечами.

Но, оказавшись друг перед другом без обёртки, люди начинали видеть, что всё не настолько новое, другое, замечательное, как казалось вначале, когда каждый был изысканно одет, напудрен и выглядел безукоризненно.

На её празднествах толпятся придворные, одетые в шелка и бархат, разукрашенные золотом, осыпанные бриллиантами, дамы, одетые по последней моде, с напудренными волосами, нарумяненные и с пленительными мушками на уголках губ.

Эти желтоватые белки на фоне густо напудренного лица, мучнистые дорожки от слёз и дряблый мокрый подбородок — тётушкина подруга быстро потеряла свой ухоженный вид.