Соловьи давно перестали петь... а внезапное гудение мимолётного жука, лёгкое чмоканье мелкой рыбы в
сажалке за липами на конце сада, сонливый свист встрепенувшейся птички, далёкий крик в поле, — до того далёкий, что ухо не могло различить, человек ли то прокричал, или зверь, или птица, — короткий, быстрый топот по дороге: все эти слабые звуки, эти шелесты только усугубляли тишину... Сердце во мне томилось неизъяснимым чувством, похожим не то на ожиданье, не то на воспоминание счастия; я не смел шевельнуться, я стоял неподвижно пред этим неподвижным садом, облитым и лунным светом, и росой, и, не знаю сам почему, неотступно глядел на те два окна, тускло красневшие в мягкой полутени, как вдруг раздался в доме аккорд, раздался и прокатился волною... Раздражительно-звонкий воздух отгрянул эхом... я невольно вздрогнул.