Едва он успел провести два часа в этой каменной келейке, освещённой узеньким окошечком, вроде бойницы для ружей, которое едва пропускало тусклый луч света, как ему принесли обед.
Ночь вновь проведи в своей унылой келейке, — он неприязненно обвёл рукой белёные стены простенькой светёлки, — да и жизнь свою тут проведи, увядая, засыхая, в неведении, где он, что с ним, почему пропал...