Он хвалит философов, их рвение, их гений, но в конечном счёте всех их порицает за один общий им всем недостаток, а именно за то, что они ещё не были кантианцами, ещё не исследовали источника познания, в результате какового исследования они пришли бы к выводу, что истина непознаваема.
Посерёдке стоят профессора, кантианцы, юмисты (махисты в том числе) и прочие, которые «нашли истину вне материализма и идеализма» и которые «примиряют»: это-де открытый вопрос.
Сам отстаивая одну из разновидностей идеализма, он всецело согласен с махистами и с кантианцами в том, что материализм есть метафизика, «от начала до конца самая дикая метафизика» (стр.
Если он пишет «мы видим», ссылаясь в примечании на одно место (не относящееся к делу) из сочинения русского кантианца 1810 года, то можно себе представить, каково было затруднительное положение нашего учёного в поисках за доказательствами!