Тихое и ясное благоухающее летнее утро, с пением и щебетанием птиц, с несмолкаемым жужжанием насекомых, и лёгкие белые облака, проплывающие по небу, и тёмная туча, застилающая солнце и в виде чёрного чудовища поднимающаяся над лесом, яркие молнии и громовые раскаты, стозвучным эхом отзывающиеся по лесу, и буря с вихрем, шумно налетающая на лес, сокрушающая и ломающая деревья и наполняющая гулом и треском лесные чащи, и тихий румяный вечер, золотящий в огне заката зелёные вершины, и синяя звёздная ночь, сгущающая тени в лесу, — всё говорило мальчику чудным, внятным ему языком.

А мне приходилось ломать и выворачивать язык, повторяя за ним непривычные звукосочетания.

Братья ломали голову, как уломать капризную старуху, забывшую и честь, и родной язык, но приобретшую миллион.

Да и не собирался себе язык такими словами ломать, я вообще матом не ругаюсь, даже когда молотком по пальцу бью, так что просто переименовал его официально в бармаглота, тем более что похож.

Вот и не ломайте голову, потому что я объясню вам всё наиболее доходчивым языком.

— Ясти, ясти... Аз ясти хощу... — начал он ломать язык, обратясь снова к шапке, раскрыл рот и показал туда пальцем.

Я-то рассчитывала на несколько дней созерцательного безделья у борта корабля, а не на интенсивный курс с погружением «Наречия разумных рас мира — расскажи обо всём, что видишь, не сломав язык».

Я просто, чисто физически, не смогу каждый раз ломать язык о твоё производственное название.