— Хотя, насчёт цветовой жизнерадостности ты права — она и вышла ему боком: его вызывали в суд святейшей инквизиции, за богохульство — как, мол, посмел в евангельской сцене изображать шутов, карликов, пьяных немцев и прочие непристойности... Между прочим, есть протокол допроса.

Если какой-нибудь маг решит за обедом удивить и порадовать своих гостей, произнесёт заклинание, и на столе появится покрытая паутиной бутыль вина двадцатилетней выдержки, — значит, где-то разгневанный хозяин винного погреба обнаружит исчезновение драгоценного напитка, и будет проклинать последними словами прощелыг-магов, вечно норовящих промочить глотку на дармовщинку, и призывать на их головы небесные кары богов и земные — Святейшей инквизиции...

Я кивнул, пряча глаза. Как же, как же, я помню про святейшую инквизицию. У них суд скор, как у наших чекистов с их революцьённой бдительностью.

Только что в тиши закончилось тайное заседание святейшей инквизиции...

— Это кощунство... это даже дьявольская гордыня — предрешать приговор святейшей инквизиции!

Как вы знаете, святейшая инквизиция большинством голосов... не скажу что абсолютным, но всё же большинством, оправдала вас.

Или камень на шею собственноручно привяжете, если святейшая инквизиция решит утопить... чтоб, значит, тоже милосердно и без пролития крови?..

Это подмечали и фараоны, и римские прокураторы, и святейшая инквизиция, — ехидно улыбался старик.