В то время как её сверстницы растрачивали своё девическое очарование среди мирской сумятицы и мишуры, так что нежный цветок его мог быть сорван и потом выброшен какой-нибудь безжалостною рукой, она застенчиво и целомудренно, как роза между шипами-телохранителями, расцветала под бдительным оком добродетельных старых дев и превратилась, наконец, в прелестную девушку.

Усердия не прошли даром, и в свои тридцать с небольшим я выглядела гораздо моложе, чем сверстницы.

По-доброму завидуя пригожим сверстницам, я считала их баловнями судьбы.

Неразделённая любовь сверстниц прошла для них как насморк, без осложнений, а моя надолго врезалась в память, породив комплекс платонической любви, с которым я боролась всю жизнь и возможно уже давно победила.

Подобно своим сверстницам, я старалась быть «хорошей девочкой», верить в традиционные ценности, делать то, чего от меня ждали, и как можно лучше владеть собой.

Её состояние всё ухудшалось, застарелый кашель, оставшийся после коклюша, не проходил; намного превосходя умом своих сверстниц и подруг, она была одинока среди них по той же самой причине.

То есть, она — ровесница великой неолитической революции, сверстница первых городов, построенных людьми, в каком-то смысле ровесница самой человеческой цивилизации.

Она знает, что по своему рождению призвана к власти, знает, что красота и блестящее воспитание делают её достойной любой европейской короны, и с той беспредметной мечтательностью, с какой её сверстницы грезят о безграничней любви, грезит её честолюбие лишь о безграничной власти.