А лошади, тройка саврасых, были уже на местах.

Направо от двери в стойле стояла пара молодых саврасых.

Лошади были не крупные, почти всё своего завода — саврасой масти, сытенькие, крепенькие, одна в одну.

Да не просто отворилась, а от такого пинка, что позавидовал бы наш саврасый, которому как кого лягнуть, так равных в округе нету.

Кругом была настоящая публика кафешантанов: молодые саврасы, почтенные прожигатели жизни, женщины с подмостков и со стороны.

Хану подвели его любимого саврасого скакуна с белой гривой.

Михневич, — одни и те же действующие лица: неизбежный купец, или «сам», глупый, невежественный, грубый или пьяный, благодаря этим качествам попадающий в различные комические положения или ещё чаще просто мелющий смешной вздор; жена его, или «сама», — сырая купчиха, оказывающаяся на несколько вершков глупее и невежественнее своего супруга; при них, конечно, чады и домочадцы — такие же глупые, как родители, но ещё приперченные городской деморализацией, фанфаронством и бездельничеством, «саврасы без узды» обоего пола: наёмные лавочные «молодцы» — плуты и штукари; разбитные и вороватые кухарки, обломы-дворники, сторожа и швейцары из отставных унтеров, фигурно изъясняющиеся на солдатском жаргоне; мелкие чиновники, «коломенские салопницы» и тому подобный люд.

У ворот на лужайке мирно паслась саврасая лошадь, и лишь когда пыталась сделать шаг, чтобы подобраться к особо вкусному пучку травы, становилось видно, что лошадь хромает.