— А то, что это самое и есть корень золотым местам во всём свете... А они (так и так) туда-то нас и не пущали... Ты теперича поди с нашей рублёвкой в ихнюю землю, он тебе рубля не даст ни во веки веков...

А дела его шли своим порядком: то снег счищает, то хлеб ссыпает, то кули зашивает; и купец его не забывал: когда рублёвку даст, когда две.

Тут одно только расстройство для хозяйства, а от этих рублёвок да тетёрок — только один вред.

Это и есть крестьянство, а ежели, вот как ваш брат, начнёт пахать да в пол-деле бросит да за рублёвкой там, или за тетеревом, или там за барином за каким погонится, чтобы какую-нибудь там от него бумажку выхватить, это ничего не стоит.

Вам бы только-только где рублёвку сорвать, и всего лучше, ежели даром... Это для вас первое удовольствие... А чтобы хозяйствовать, работать как следует, на это у вас охоты нет... На чаях да на сахарах пропьёте рублевки-то, а там овёс покупать ещё с осени надо, и хлеб покупной едите, и кругом в долгу как в шелку... Коли ежели ты крестьянин, так ты должен справляться так, чтобы тебе бы в люди ни за чем не ходить, чтобы и хлеб, и овёс, и «все-всякая», чтобы всё было при доме.

Сел на рысака, подкатил куда повеселее, выбросишь рублёвку — пожди, провёл время на две красных... Это и внимания не составляло!..

Бывало, добудешь щёточку и знаешь, что красная цена ей рублёвка, а любуешься на полную десятку да ещё жалеешь, что сдавать придётся.

От этого ветру трава легчает, усыхает, а уж какой, кажется, ветерок — ласковый, приятный, а и тот нашего брата по карману бьёт... К весне-то сено дорожает, тут что ни дохнёт ароматный-то этот ветерок приятный, так рублёвки и выхватывает из кармана... Рубликов на пятьсот иной раз и надышит эдаким ласковым-то своим дыханием.