Но предложения и слова оказывались слишком длинными, я быстро уставала и засыпала около раскрытой книжки с желтеющими страницами, ужасно довольная тем, что у меня с папой есть общее занятие.

Внезапно ей захотелось оказаться за тысячу вёрст отсюда — дома, и чтобы мама сидела на диване и шила, а папа в кресле шелестел газетой, и под потолком горела люстра, а она сидела рядом с мамой, прижавшись к ней, и сонно жмурилась на раскрытую книжку с картинками... Ей страшно!

У фонарного столба, за кафедрой, утащенной неизвестно откуда... Перед ним лежала раскрытая книжка, обёрнутая в газету, он придерживал страницу пальцем, но в текст не заглядывал — шпарил наизусть.

Постоянно покручивал своё блестящее обручальное кольцо, иногда вовсе снимал и перемещал на другой палец, а ещё он любил рисовать каракули в деловом ежедневнике, поэтому вместо важных записей из раскрытой книжки выглядывали странноватые зарисовки.

Ни раскрытой книжки, ни сдвинутых подушек на большом желто-рыжем диване, ни конфетного фантика на журнальном столике.

Лицо заслонено ставнем раскрытой книжки, название и автор опрокинуты в зеркалье — прочесть невозможно.

Рядом с церковью была куча мусора: сломанные стулья, осколки кирпича в строительном растворе, раскрытые книжки с заплесневелыми переплётами.

Стоило случиться какой-нибудь оплошности или результат происходящего меня не устраивал — в моих руках тут же оказывалась раскрытая книжка с датами и событиями.