Посередине гостиной лежал совершенно незнакомый мужчина в расстёгнутом пиджаке: губы неприятного синего цвета, на белой рубашке красное кровавое пятно, полуоткрытые глаза смотрели в одну точку.

Но до сих пор, когда он вспоминал это маленькое тело, изодранное и окровавленное, беспомощно вытянутую шейку и полуоткрытые глаза, серые, как у него, ему становилось тоскливо и больно.

А нарядные чулочки и высокие лаковые сапожки со шнуровкой, никак не вязались с кирпично-красным страшным лицом и тем безумным ужасом, что застыл в полуоткрытых глазах девочки.

Лицо у него было продолговатое, бледное, с полными, малиново-красными, что особенно подчёркивало эту бледность, губами, печально и приветливо улыбавшимися кричавшей толпе, и полуоткрытыми глазами, подернутыми поволокой не то гордости, не то грусти.

Человек был невероятно худ, кожа казалась всего лишь тонкой плёнкой, покрывавшей кости черепа, глубокие тени вокруг полуоткрытых глаз придавали лицу некую загадочность.

Полуоткрытые глаза застыли, остекленели.

Полуоткрытые глаза — пронзительно-голубые и блестящие, как стеклянные бусины.

Его взгляд приковало не столько лицо и полуоткрытые глаза, сколько босые ноги.