Самое характерное чувство, одушевляющее молодых художников и руководящее их деятельностью, — это непримиримая ненависть к старым академическим приёмам, к искусственному освещению прежних мастерских, к искусственным, академическим позам натурщиков, к шаблонным костюмам и аксессуарам.

Эта сила создаёт стиль традиционной цивилизации — стиль, которому никогда нельзя было подражать со стороны, закрепляется без труда, как бы органическим путём, силой духа, которая одушевляет его, и ничем иным.

Всё-таки мы уже не дети, чтобы одушевлять неживые предметы!

Итак, ещё раз повторяем: не дух поднимает столы, кружит их, заставляет стучать, писать и пр., — он только производит в них соединение своей мировой жидкости и мировой жидкостью медиума, насыщает его, так сказать, этими жидкостями, одушевляет на время; но как такой стол всё-таки не имеет собственной воли, то он вполне подчиняется воле оживившего его духа.

Переход его определения в его осуществление совершается при посредстве сознания и воли; сами они прежде всего погружены в их непосредственную естественную жизнь; предметом и целью их является прежде всего само естественное определение как таковое, которое само обладает бесконечными правами, силой и богатством, так как оно есть дух, их одушевляющий.

Я сказал в предыдущем письме, что реакционные, легитимистические, феодальные и клерикальные попытки пробудили снова революционный дух буржуазии, но что между этим новым духом и телом, который одушевлял её до 1793 года, была громадная разница.

Не зная естественных причин вещей, первые люди одушевляли мир по своему подобию, придавая «вещам бесчувственным чувство и страсть», причём каждый созданный ими троп не воспринимался как перенос, но обладал «всем своим подлинным значением».

Но едва этот дорогой для него образ закрылся, едва печать смерти навсегда сомкнула её глаза, в которые он так любил глядеть и догадываться о желаниях, их одушевляющих, чтобы поспешить исполнить их, он потерялся: хозяина его души не стало, не было больше той живой силы, которая по своему произволу могла толкать его на доброе и на злое, на отчаянный подвиг и на робкое молчание.