По совести, главным виновником можем признать патриарха нашего константинопольского, который такую смуту грамотами своими сюда внёс, потому что владыка львовский, будучи в крайнем томлении от братства, не только должен был броситься на такое отщепенство, но думаю, что и врага душевного рад был бы на помощь взять.

Там, на этой периферии двух царств, неоднократно с любовью и ненавистью описанной в его романах, в этой глухомани, в окружении степей и болот, где зимой всё терялось в заснеженных далях, а осенью и весной ночами в чернозёмной жиже просёлков подрагивали огромные звёзды, он рос безотцовщиной у любящей полунищей матери, на скудном попечении многочисленной еврейской родни, худо-бедно, но всё же обеспечившей мальчику обучение в местной классической гимназии, а потом и снарядившей его во львовский университет.