Старик думал несколько минут, покачиваясь с пятки на носок, потом поинтересовался, не пропадал ли кто ещё в это же время из психушки, и с удовольствием отметил, как выражение самодовольства на лице инспектора сменилось растерянностью.

В слове «чрезвычайно» он написал два «н», слово «лучше» написал «лутше», а словами «новое поприще» вызвал на лице инспектора улыбку, так как написал «новое подприще»; но ведь всё это не грубые ошибки.

С лица инспектора смотрели невообразимо живые, с расширенными зрачками, мерцающие как драгоценные камни глаза, и в них плескалась такая горечь, что сердце вдруг тронул холодок какого-то тяжёлого предчувствия.

Лицо инспектора расцвело радостной улыбкой ребёнка, которому посулили вожделенную и долгожданную игрушку.

Лицо инспектора безупречно, нарочито непроницаемо, как трёхмерный макет, который движется лишь с помощью аниматора.

Видимо, сработало, потому что выражение лица инспектора сразу как-то потеплело.

Наконец в люке появилось лицо инспектора: он был бледнее обычного, под козырьком фуражки проступил пот.

За нею показалось, плоское рыбье лицо инспектора.