Как древний церковный монастырский хранитель грамот и свечного благовония огарков посижываю в тёмные поры на кухонном табурете напротив кислой капустной миски и, знай, калякаю чертёжную нужду.

Как над ребёнком, стоял надо мной, пока меня не протошнило до кишок, потом усадил на кухонном табурете и приказал объясняться в случившемся, пока сам варил кофе вручную и в кастрюльке смешивал сливки с парой яиц.

Положил я перед собою на кухонный табурет колоду карт рубашками вверх, и не просто на дерево, а на картонный карточный чехольчик, чтобы, значит, с хлипкой этой подставочки нужным картам легче было выскакивать из колоды под воздействием, типа, моего ментального приказа.

Потом, после множества безмолвных падений, он уже знает, как забраться на кухонные табуреты, и сидит там, едва доставая ногами до края сиденья, без единого звука принимая тумаки и ласку, хлебные или бисквитные крошки, которые ему перепадают.

Мужчина в кургузом, явно с чужого плеча старом махровом халате, такой же высокий и бледный, как и его сестра, обвёл рукой комнату, вся обстановка которой состояла из платяного шкафа, пустого серванта, промятой софы с затёртыми подушками, кухонного табурета и письменного стола, растрескавшегося в мелкую лаковую паутинку.

Супруга, нетерпеливо ерзающая на кухонном табурете, явно настроилась устроить мне допрос с выклёвыванием мозга.

Как под огромной тяжестью, опускаюсь на кухонный табурет.

Темочка умыт и послушно сидит на кухонном табурете — ждёт ненавистную кашу.