И вот мы видим, как они тревожно и жалко прячутся от нее, кто куда может — в темные уголки мистицизма, в красивенькие беседки эстетики, построенные ими на скорую руку из краденого материала; печально и безнадежно бродят в лабиринтах метафизики и снова возвращаются на узкие, засоренные хламом вековой лжи тропинки религии, всюду внося с собою клейкую пошлость, истерические стоны души, полной мелкого страха, свою бездарность, свое нахальство, и всё, до чего они касаются, они осыпают градом красивеньких, но пустых и холодных слов, звенящих фальшиво и жалобно.

У соплеменников-единоверцев можно было укрыться, получить помощь, найти каналы сбыта краденого.

Воры как раз через менял сбывали краденое, им предоставляли убежище, а за это они опекали сектантов, которым всё-таки случится загреметь за решётку.

Надо отдать справедливость пиратам — лучшего места под склады краденых товаров нельзя было найти нигде.

На чердаках чаще всего прятали то, что было опасно хранить в квартире: оружие, краденые вещи и другое незаконно нажитое имущество.

Купили краденое его старые знакомые, соседи.

Деньги в общественных кассах считались крадеными.

Шихан — узкая улица, застроена старыми, высокими домами; в них помещались ночлежки, трактиры, хлебопекарни, лавки с бакалеей, старым железом и разной рухлядью; их населяли воры и приёмщики краденого, мелкие торгаши и торговки съестным.